Абдулла, просидевший все это время в другом пикапе, был выведен из машины. В ярко-желтой тюбетейке и новой одежде, с ногами, закованными в кандалы, и руками, скованными за спиной, он получил приказание идти в сторону ворот. Дрожа от страха, он побрел через поле, его цепи бренчали и поблескивали на солнце. Когда он дошел до ворот, его поставили на колени, повернув лицом в сторону от толпы. Стражник шепнул ему, что он может помолиться напоследок.
Стражник передал автомат одному из родственников убитого. Тот быстрыми шагами приблизился к Абдулле, вскинул автомат и с расстояния в несколько футов трижды выстрелил ему в спину. После того как Абдулла упал на спину, палач подошел к его извивающемуся телу и выстрелил в упор еще три раза — в затылок. Через несколько секунд тело бросили в багажник пикапа и увезли прочь. Толпа быстро и бесшумно разошлась. Когда мы ехали обратно в город, тонкие струйки дыма уже поднимались над базаром — в шашлычных и чайханах разводили огонь, готовясь к вечеру.
Страх, покорность, полное истощение и опустошенность после долгих лет войны, унесшей более полутора миллионов жизней, вынудили многих афганцев смириться со справедливостью по-талибски. На следующий день в кишлаке под Кабулом женщина была забита камнями насмерть за то, что хотела бежать из Афганистана с мужчиной, который не был ее кровным родственником. Отрубание руки, ноги или обеих рук или ног — таково обычное у талибов наказание для всякого, кто пойман за воровство. Когда в сентябре 1996 года талибы захватили Кабул, люди сначала приветствовали их как освободителей, но многие жители Кабула, а затем и весь мир отвернулись от них с омерзением после того, как они пытали и публично повесили бывшего президента Наджибуллу, в прошлом коммунистического вождя, жившего в течение четырех лет в представительстве ООН под защитой Объединенных Наций.
После окончания холодной войны ни одно политическое движение в исламском мире не привлекло к себе такого внимания, как Талибан в Афганистане. Для некоторых афганцев Талибан нес надежду на то, что движение, созданное простыми студентами медресе с тем, чтобы принести мир своей стране, может наконец избавить ее от враждующих партий, которые не давали людям жить по-человечески после падения коммунистического режима в Кабуле в апреле 1992 года. Другие полагали, что Талибан быстро выродится в еще одно бандформирование, стремящееся навязать свое деспотическое правление отчаявшемуся афганскому народу.
Пуштунский Талибан выдвинул на первый план вопрос о межэтнических отношениях в многонациональной стране, равно как и другие проблемы, например, соотношение ислама с родоплеменными и феодальными структурами, или вопрос о модернизации и экономическом развитии в традиционном исламском обществе. Понимание Талибана как явления затруднялось еще и крайней секретностью, окружавшей его властные структуры, его лидеров и процесс принятия решений внутри движения. Талибан не издает пресс-релизов, не проводит регулярных пресс-конференций и не делает публичных заявлений о своей политике. Из-за запрета, наложенного на фотографию и телевидение, никто даже не знает, как выглядят его лидеры. Одноглазый вождь талибов Мулла Мохаммад Омар остается загадкой. После камбоджийских «красных кхмеров» Талибан остается наиболее засекреченным политическим движением в современном мире.
При этом Талибан неожиданно открыл новую страницу для исламских радикалов целого региона, достигая своей ударной волной всех соседей Афганистана. Неудивительно, что Иран, Турция, Индия, Россия и четыре из пяти среднеазиатских государств — Узбекистан, Казахстан, Киргизия и Таджикистан — поддержали противостоящий талибам Северный Альянс оружием и деньгами, пытаясь остановить продвижение Талибана. Напротив, Пакистан и Саудовская Аравия поддержали Талибан. Это создало беспрецедентную после окончания холодной войны поляризацию в регионе. Победы талибов в северном Афганистане летом 1998 года и захват ими более 90 процентов территории страны породили еще более сильный региональный конфликт: Иран угрожал вторжением в Афганистан и обвинял Пакистан в поддержке Талибана.
Сердцевиной этого регионального противостояния является борьба за огромные нефтяные и газовые кладовые в лишенной доступа к морю Средней Азии — единственные нетронутые энергетические резервы современного мира. Не меньшее значение имела ожесточенная конкуренция между государствами региона и западными нефтяными компаниями за то, кто будет строить высокоприбыльные трубопроводы, необходимые для передачи энергии на рынки Европы и Азии. Это соперничество стало Большой игрой нашего времени — возвращением к Большой игре между Россией и Британией за контроль и лидерство в Средней Азин и Афганистане.
С конца 1995 года Вашингтон усиленно поддерживал американскую компанию Unocal в ее намерении построить газопровод из Туркмении в Пакистан через Афганистан, находящийся под контролем талибов. Но в Большую игру вступил новый, неожиданный игрок. Это случилось в тот самый день, когда я приехал в особняк муллы Мохаммада Хасана, губернатора Кандагара, чтобы взять у него интервью. Идя по дороге следом за вооруженными стражниками-талибам и, я вдруг окаменел. Из приемной губернатора вышел седовласый красавец-бизнесмен, одетый в безупречный голубой пиджак с золотыми пуговицами, желтый шелковый галстук, и в дорогих итальянских туфлях. Его сопровождали два других бизнесмена, безупречно одетые, с толстыми портфелями в руках. Они выглядели так, как будто заключили сделку на Уолл-Стрит, а не вели переговоры с бандой исламистов в пыльных закоулках Кандагара.
Это был Карлос Бульгерони, президент корпорации Bridas, аргентинской нефтяной компании, которая с 1994 года вела тайные переговоры с Талибаном и Северным Альянсом о постройке того же самого трубопровода через Афганистан. Bridas жестоко соперничала с американской компанией Unocal, а в иске, поданном в калифорнийский суд, даже обвиняла Unocal в том, что она украла у них идею.
Целый год я пытался понять, зачем аргентинская компания, никому не известная в этой части света, собирается вкладывать деньги в таком рискованном месте, как Афганистан. Но и Bridas, и Unocal скромно помалкивали. Бульгерони совершенно не хотелось быть замеченным журналистом в момент, когда он выходит из приемной лидера Талибана.
Он извинился и сказал, что корпоративный самолет ждет его в аэропорту, чтобы лететь в Мазари-Шариф, столицу Северного Альянса.
По мере обострения борьбы за трубопроводы и Запад, и исламский мир забеспокоились и о другом — действительно ли Талибан собирается провести в жизнь свою агрессивную, воинствующую и бескомпромиссную версию ислама, заставив афганцев жить так, как, по их разумению, жили на Аравийском полуострове во времена Пророка Мухаммада. Кроме того, на Западе опасались расширения афганской наркоторговли и того, что Талибан предоставлял убежище международным террористам вроде Усамы бин Ладена, возглавляющего организацию Аль-Каида, которая взорвала в августе 1998 года американские посольства в Кении и Танзании, что привело к многочисленным жертвам.
Помимо сказанного, эксперты размышляли, не является ли «возвращение к истокам ислама» в версии Талибана исполнением пророчества некоторых американских интеллектуалов, которые предсказывали, что после окончания «холодной войны» воинствующий мир Ислама противопоставит себя Западу, и начнется новая «холодная война», новое столкновение цивилизаций.
[4]
