– Мы нечасто видим вас здесь, Флоренс. Я уже начал забывать, как вы выглядите.
– Вы видели меня во вторник на «Здоровых сердцах».
– Нет. Я вас высматривал, но вы остались у себя в квартире!
Элси вздохнула:
– Ты отправила мисс Амброуз куда подальше.
– Да? Не помню. – Я оглядела комнату. – Пожалуй, стоит извиниться.
– Ну, она наверняка слышала и похуже, – пробурчала Элси.
Я огляделась в поисках мисс Амброуз и тут увидела Ронни. Прислонившись к стене, будто впечатавшись в обои, он высматривал и выслушивал подробности чужих жизней. Руки он скрестил на груди, а на лице застыло то же выражение, что и на фабричном дворе много лет назад. Ронни всегда садился есть отдельно, а доев, вытаскивал из ботинка спичку и прикуривал сигарету. Даже в те годы от его мины сразу пропадало желание общаться: для разговоров люди шли искать кого-нибудь с лицом попроще.
– Вон он стоит. – Я думала, что я это прошептала, но все снова обернулись на меня. Элси прикрыла глаза и покачала головой.
Джек обернулся через плечо:
– Кто тот новенький?
– Не такой уж он и новенький, – парировала я.
– Флоренс. – Элси взяла меня под руку. – Мы же с тобой условились пока что держать свои соображения при себе. Разве опыт не научил нас, что выпаливать все подряд – не лучший способ действий?
– Что вы имеете в виду? – Джек наклонился к нам еще сильнее.
– Я его знаю, – сказала я. – Я знала его много лет назад.
– Так пригласите его сюда! – Джек замахал тростью, но мне удалось дотянуться и прекратить это.
Джек присел на стул напротив, пристально вглядываясь в мое лицо, будто ища ответ. Не знаю, почему я с ним разоткровенничалась. Может, потому, что в его глазах жило беспокойство. Или потому, что Элси от всего отмахивается, а мне требовался человек, который поддержал бы меня в моих волнениях. А может, Джек напомнил мне отца спокойными увещеваниями и опытом прожитых лет. Как бы то ни было, я не выдержала и рассказала о слонике и о шраме в углу рта Ронни, хотя и не открыла Джеку всего. Некоторые вещи сидят в памяти по многу лет, жиреют, тяжелеют, и в конце концов им уже не найти объяснения.
Джек глядел на меня.
– Ну? – не выдержала я.
– Мне очень жаль видеть вас такой расстроенной, Флоренс.
– Вы сейчас ничем не помогли, – отрезала я.
Одна из помощниц вошла с подносом – не немка, а другая, с толстой косой до пояса. Красное лицо, слишком большие для ее руки часы. У меня не было аппетита, но я не хотела ее обижать, поэтому завернула несколько бутербродов в бумажную салфетку и сунула в сумку.
– Ну? – повторила я, когда девушка отошла.
– Мне кажется… – Слова у Джека не сразу нашли путь наружу. – Мне кажется, если вы обеспокоены, то и нам всем тоже имеет смысл насторожиться.
Я выдохнула и скрестила руки на груди.
– Видишь, – повернулась я к Элси, – Джек не считает меня дурой!
– Никто никогда даже отдаленно не намекал, что ты дура.
– Надо кому-то сказать. – Я крепче сжала кулаки. – Мисс Биссель, полиции, правительству…
– У тебя испытательный срок, – напомнила Элси. – Кем тебя сочтут, если мы побежим к мисс Биссель?
– У меня испытательный срок, – пояснила я Джеку. – У меня всего месяц доказать мисс Амброуз, что я не схожу с ума.
Джек посмотрел на нас обеих и протянул руку:
– Я вам вот что скажу, Флоренс: попробуйте совет моего врача.
Я упорно не разжимала рук.
– Какой совет?
Джек потрепал меня по коленке:
– Отчего бы нам не подождать и не понаблюдать?
Я сделала еще круг по гостиной. Все пели о пьяных матросах. Я различала голоса Джека и Элси даже с другого конца комнаты – там, где Ронни подпирал стену. Вернее, раньше подпирал, потому что он уже ушел. Я видела тележку с едой и доску объявлений, видела миссис Ханимен в кресле, обложенную подушками, но место, где стоял Ронни Батлер, было пустым.
– Куда он делся? – прошептала я.
Никто не ответил.
Я вышла в коридор. Единственным, кого я там увидела, была молодая немка, которая скрылась в одной из комнат.
– Вы меня ищете? – прокричала я, но двойные двери прощально закачались. Даже на стойке администратора было пусто, только телефон звонил в одиночестве, пока не ответил автоматический голос мисс Биссель:
«Спасибо, что вы позвонили в «Вишневое дерево». Мы предоставляем услуги проживания престарелым. Все телефонные разговоры записываются с целью контроля и обучения персонала».
Я пошла обратно по коридору на звук хорового пения и вскоре снова различила голоса Джека и Элси. На ходу я поглядывала в маленькие окошки на дверях. И только дойдя до кухни, я увидела Ронни: он стоял у одного из подносов с сандвичами и что-то вынимал из кармана.
– Он пытается нас отравить!
Джек проводил нас до моей квартиры. Я сказала, что в этом нет необходимости, еще до того, как он предложил, но Джек настоял.
– Зачем ему это, черт побери? – Элси сняла пальто и без спросу устроилась в любимом кресле у камина. – Какая у Ронни может быть причина кого-то травить? Опять чудишь, Флоренс!
– А что он тогда делал в кухне, зачем стоял над едой? – Я подошла к окну и резко задернула занавески. – Почему он вообще в кухню зашел?
– Наверное, решил взять себе еще сандвич, – сказала Элси. – Или поискать молока. Нам ведь никогда не приносят достаточно, скупердяйничают…
– Нам не разрешается заходить на кухню. – Я уселась в другое кресло и взглянула на зашторенное окно. Узенькая полоска дневного света пробивалась сквозь щель между занавесками. – На дверях же написано: «Только для персонала». Слушайте, все же записывается для контроля и обучения! Значит, записалось и то, как он в кухню лазил! Тогда его можно отследить! Давайте скажем кому следует?
Элси двумя пальцами сжала переносицу. Я снова покосилась на окно.
Джек дотянулся и плотнее задернул занавески.
– Так лучше? – спросил он, и я кивнула. – Давайте-ка отступим на шаг и подумаем, что предпринять.
– Может, включим свет? – подала голос Элси. – А то теперь я ни черта вокруг не вижу.
Я поняла это, только щелкнув выключателем, когда свет от лампочки разлетелся до самых укромных уголков. Я слишком волновалась о сандвичах, чтобы заметить раньше.
– Слоник, – сказала я.
Мы все поглядели на каминную полку.
Фарфорового слоника не было.
Хэнди Саймон
– Девяносто семь?! – Хэнди Саймон поискал глазами стул. У него подкосились ноги, но свободного стула не нашлось. – Девяносто семь? – повторил он.
