— Ты ли, Аннушка? Притаилась как. Ждёшь кого?
— Вас, государь. Да будто не ко времени. Я и подождать могу.
— Нет, Аннушка, твой черёд всегда первый. О чём потолковать хочешь? Говори, говори, не жмись, доченька.
— О герцоге я. Понять хочу...
— Для чего на моих хлебах который год живёт-поживает? Твоя правда, по здравому смыслу, делать ему тут нечего. Загостился, да и расходы на его непутёвую свиту немалые. Только здравый смысл в делах государственных на разную мету выходит.
— Государь, обманывать не хочу. Слухи пошли, сватать вы свою дочь хотите. Если бы не это...
— Не нравится? На сердце не ложится?
— Лизаньке ложится. Они с ним вон как веселиться умеют. Чисто дети малые. Да и герцогу с сестрицей легче, чем со мной.
— Веселиться, говоришь? Не о веселье здесь толк, что и тебе, умница моя, уразуметь нужно. Нездоровится мне, Аннушка. Больно нездоровиться стало. Иной раз белый свет не мил, а дел невпроворот. И потолковать по-людски не с кем. Мать только утешать умеет. Слов добрых с три короба наговорит, да и прочь пойдёт — не оглянется.
— Что ты, что ты, государь! Матушка...
— Знаю, тебе дай волю, всех бы со всеми в согласие привела. Доброе сердце государыни не первый год знаю, а о делах государственных ей бы век не слышать. Другие все, пожалуй, так рассчитывать станут, к какому новому хозяину прибиться. Больной государь и в расчёт не берётся. А я так всё устроить хочу, что, коли и не станет меня, дело бы всё равно само собой делалось.
— Тебе, тебе, государь, жить надо. Что там без тебя...
— Жизнь не спросит, кому сколько отвести. И не сбивай меня, Аннушка. Не хочу, чтоб разговор наш кому глаза колол. Вот ты о женихе спросила. Прямо спросила, прямо и отвечу. До сей поры ещё сам не знаю, подойдёт ли тебе герцог. Ты о правах его наследственных когда думала — на что рассчитывать может, кем стать?
— Что за трудность, государь. С герцогом всё просто.
— Значит, думала, умница. Вот мне и повтори.
— Что ж, по титулу он герцог Голштайн-Готторпский, сын единственный герцога Фридриха IV и старшей дочери короля шведского Гедвиги-Софьи.
— А ты не отмахивайся, цесаревна. Дочь дочерью, так ведь и сестра родная короля Карла XII, с которым под Полтавой сражаться пришлось.
— Самого заклятого врага вашего и российского, государь.
— Э, нет! В делах государственных врагов заклятых не бывает. Ты вспомни, во времена дедовские князь Юрий Долгорукий к себе в Москву князя Новгород-Северского звал. Обедом знатным угощал, подарками засыпал. Вместе сражаться стали, а году не прошло, князь-соратник к врагам Юрьевым переметнулся. Тут не о вражде да дружбе говорить надо — о расчёте. Племянник родной Карла XII! Значит, и прав у него на престол шведский предостаточно.
— Если случай будет.
— И снова не права ты, Аннушка. Случай самому делать надо. Ты о другом вспомни. Гость-то наш двух лет от роду осиротел — отец в битве при Классоне пал. Софья-Гедвига вдовая где жить стала?
— В Стокгольме, государь.
— Видишь, видишь! Значит, и шведы к нему привыкли — не чужой он для них, не посторонний. Мать через пару-другую лет померла, опять там же жить остался. Кто ему родителей заменил? Карл XII.
— Плохо заменил. Герцог образованием похвастать не может.
— Захочет — своё доберёт. Не захочет — умной супругой обойдётся. Тоже неплохо, а, Аннушка?
— Учителей да воспитателей добрых николи не знал, всё больше, сам говорил, среди низших придворных чинов время проводил. Одна радость: на дядюшку, как на икону святую, молился. Слова о нём плохого сказать не даст — так и вскидывается.
— Не то лыко ему в строку ставить надобно, Аннушка, совсем не то.
— Разрешите, государь, сама отгадаю.
— Почему бы и нет? Обо всём своим умом думать надо.
— Безвольный он, государь. На ходу спит. Языком иной раз болтать горазд, а вот как в деле будет?
— Твоя правда, никак. Кабы воля была, так бы уже сейчас на шведском троне сидел. Шлезвига сам не добивался — всё время ждал, когда дядюшка любимый на серебряном подносе отцовские владения ему предоставит. Ему бы самому с датчанами сражаться — не стал. Дядя слово сдержал, в 1716-м правление Шлезвига ему в руки передал, а герцог додумался собственными владениями из Швеции управлять.
— Видишь, государь, видишь!
— Так ведь и советчиков добрых у нашего герцога не видать было. И лет он твоих ещё был — шестнадцать годков не для всякого возраста.
— Так ведь когда двумя годами позже король преставился, все права на престол у герцога были. А он что — принял денег на дорогу и поехал по Европе скитаться, владения свои вымаливать.
— Ну, деньги не так уж и малы вышли — помнится, тысяч пятьдесят талеров. Шведский престол упустил, так ведь половину земель своих наследственных одними переговорами вернуть сумел. К двадцати годам резиденцию перенести в Киль смог. Где только не побывал — ив Ростоке, и у дяди своего, епископа Христиана-Августа, в Гамбурге, в Берлине, в Дрездене и у императора.
— Теперь и до Российской империи дело дошло. Глядишь, российский император сироте на бедность чего пожертвует.
— А вот так, Аннушка, цесаревне судить не след. Не дама ты простая придворная, чтобы пустяки болтать, веером прикрывшись. Не говорил я с тобой — мала была, а теперь вроде бы и самое время. Помнить ты о тех давних днях не можешь — мала была, только когда ты на свет пришла, у русского царя целый кошель невест набрался. Одна другой краше, коли не дурее.
— И всех пристраивать надобно.
— Пристраивать? С какой стати? Коли с толком, другое дело. Вот первой у нас Курляндия оказалась: через неё к морю выходить удобно. Герцогу ихнему так и сказал: любую выбирай из царевен-племянниц. Какая приглянется, та и твоя. Он, понятное дело, на Анну глаз положил. Хороша была, ох, и хороша. Косы до полу, глаза васильковые, кожа белая, крупичатая.
— Неужто было так, государь? Кто другой бы сказал, ни за что не поверила. Анна Иоанновна нынче...
— Что ж, тринадцать лет прошло — для девки срок немалый. Тела набрала, а сама привяла. А в те поры герцог Курляндский задурился совсем, со свадьбой торопиться стал не по правилам — лишь бы скорее супругу такую заполучить. Сразу после Полтавы дело было. Впереди поход Прутский. Никто с женихом спорить не стал. Окрутили царевну да и в дальнюю дорогу с Богом отправили. Только герцог, едва доехав до владений своих, Богу душу отдал. Толковали, перепил на радостях. А герцогинюшка наша вместо того, чтобы герцогство своё к рукам прибрать, порядки для нашей державы нужные завести, обратно в Измайлово, к маменьке любезной рваться стала. Спасибо ещё Пётр Михайлыч Бестужев-Рюмин при ней оказался. За имуществом доглядывать, за курляндцами следить, ну и ещё иное всякое. Старый лис, опытный. Сам наживается, но и наши интересы блюдёт.
