— Хватит о Катерине! Иди сестру сюда пригласи. Быстро! Никаких слуг — сам слетай. Мигом!
Поверить? Чует сердце, придётся поверить. Придётся! Не посмел бы Алексашка врать. Значит, весь двор знает. Все знают. И Наталья...
— Ты, сестра? Пошёл вон, Алексашка, слышь, и под дверями не стой — насмерть зашибу.
— Братец...
— Значит, правда. Значит, знала и молчала. И ты туда же!
— Государь братец, не верила. Поверить не могла. Столько лет в ладу да миру.
— Кто донёс? Кто?
— Что тебе, государь братец, от имён? Верные люди. Сто раз всё проверить заставила — ошибиться хотела...
— Значит, правда. И давно это?
— Что давно-то?
— Продала меня Анна Ивановна? Замену мне подобрала?
— Кто ж об этом скажет, Петруша, если сама не признается. Мало ли что люди болтают.
— Ты-то, Наталья, ты как считаешь?
— Что я! Дворовые сороки, поди, года полтора как про посланника начали стрекотать. То первым приедет, последним уйдёт — люди примечают. То на подарки не скупится — один другого богаче.
— Подарки?! Она у него подарки?
— Ты-то не больно щедр, государь братец, а любой бабе подарок в радость. Посланник и бриллиантов не жалел, и с золотишком не жался.
— И она брала? При всех?
— Чего же не брать, когда то на рождение, то на праздник какой, то на именины. Случай всегда найдётся, была бы рука широкой.
— Ещё что?
— В церковь в его карете стала ездить. Там и сидели вместе.
— Господи! И никто словом не обмолвился?
— Государь, кто бы решился? А я своими глазами ничего не видела. Знаю, как матушку родительницу нашу обносили. Разве нет?
— А она-то, она что говорила? Ведь толковали же твои сороки.
— Толковали. Будто измены твоей бояться стала — что у тебя баб там в армии-то много завелось.
— И всегда много было.
— И что, коли тебе надоест, на бобах оставаться придётся. Пока молода, надобно и о своей судьбе подумать, а посланник прусский — кто бы в слободе не знал, — света Божьего за ней давно не видит. Так уж лучше на тот случай, коли отставка ей выйдет, сразу под венец пойти.
— Всё рассчитала! Всё как есть рассчитала, дура немецкая! А ведь я жениться на ней, сестра, хотел. Думал в новую столицу с новой царицей перееду. Думал...
* * *
Пётр I, А. И. Монс
До знакомого дома верхом домчался. Поводья кинул, прислужника дожидаться не стал. Двери ногой распахнул. В прихожей никого — будто вымерли. Испугались? Шорох за спиной. Обернулся — она. Нарядная. Как на ассамблею вырядилась. Куафюра уложена. Декольт самый что ни на есть глубокий.
— Либлинг! Наконец-то. Я уж думала, не дождусь.
— Чего не дождёшься, Анна Ивановна?
На шею кинулась — так и повисла. Дышит горячо. Смеётся.
— Чего? Будто не знаешь, либлинг!
— А кого ждала?
— Кого же мне ждать? Что с тобой, либлинг? Ты нездоров?
— Со мной что? А с тобой что, Анна Ивановна? Ты лучше о себе расскажи, госпожа Кейзерлинг недошлая. Всё выкладывай, слышь, всё как есть. И без того всё знаю.
— А раз знаешь, зачем мне рассказывать?
— Ах ты вот как? Смелости какой набралась, подлая! Всё выкладывай, что с господином Кайзерлингом задумала! Как смела!
— Я не вижу за собой никакой вины. Господин прусский посланник Кайзерлинг давно вошёл в число моих адорантов, и вы это отлично знали, ваше величество. И пользовались этим. Разве не так?
— Я что, сватал тебя за него, что ли?
— Не сватали, но сами хотели, чтобы я ему куры строила.
— Греха в том великого нет. Раз сам тебе сказал.
— И я так считаю, государь.
— А вот ночи у тебя коротать!
— Кто рассказал вам такую сплетню, государь? Не иначе девицы Арсеньевы. Горбунья тут всё время крутилась: то туда, то обратно проедет. Из возка выглядывает — того гляди вывалиться может.
— Она ли, кто другой — разница какая. Было или не было?
— Что было, государь? Что визиты господина Кайзерлинга затягивались? Но я никогда не ложилась спать с курами. Пусть это делают амантки господина Меншикова. Тем более что их две на него одного — каково ему, бедняжке.
— Алексашку брось. Что с Кайзерлингом? Будешь отвечать или нет?
— Я и так отвечаю, ваше величество. Наши отношения никогда не переходили дозволенных границ. Но вы завели себе амантку и изволили привезти её в Москву. Но и этого вам показалось мало. Вы устроили её в доме вашей сестры, её высочества Натальи Алексеевны.
— В доме Натальи?
— Не делайте вида, ваше величество, что этого не знаете. Господин Меншиков открыто провёз эту женщину через всю Москву и поручил заботам царевны Натальи. Он сказал, что эта женщина дорога вам и все должны о ней заботиться. Он что-нибудь перепутал?
— Не в этом дело. Я пользовался услугами этой женщины, но мне рекомендовал её Меншиков.
— Бог мой! Какое мне дело до этих подробностей. Я ничего не хочу о них знать.
— И ты не написала мне? Ничем не поинтересовалась? Неужели ты думаешь, что кроме тебя...
— Не продолжайте! Да, вы знали других женщин, но вы не привозили их в Москву и не селили во дворце.
— Я ничего не поручал Меншикову.
— Очень может быть. Вы всегда его хвалили за то, что он умеет читать ваши мысли. Разве не так?
— Я не поручал ему устраивать Катерину.
— Ах, Катерину! Между тем её имя Марта.
— Успела узнать!
— Почему же нет? Она не скрывает своего имени и с соотечественниками достаточно откровенно говорит о своих бедах. Прислуга должна это делать, чтобы оправдаться в глазах своих будущих нанимателей. Муж на одну ночь — драгун, а потом... Впрочем, эту литанию имён, через чьи руки она прошла, вы должны, ваше величество, знать куда лучше меня.
— Это не имеет отношения к Кайзерлингу.
— Имеет, и самое большое. Вся свита царевны Натальи говорит о вашей привязанности к этой женщине.
— Да уж, они, видно, постарались.
— Для этого и не нужно было никаких стараний. Я готова была забыть об этой женщине, если бы вы мне писали, если бы вы, как обычно, сразу по приезде приехали ко мне. Но ничего этого не случилось.
