— Думаешь, получиться может?
— Лишь бы, ваше величество, внутри архива оказаться.
— Но ежели что...
— Я один в ответе. Для вас, государыня, живота не пожалею.
— Мне твоих планов, Алёша, знать не надобно. Поступай как знаешь. Денег не жалей. На такое дело ничего не жалко. Погоди, сама тебе дам. Из шкатулки. Чтоб никому невдомёк. Вот из рук в руки бери. Мало будет — ещё получишь. С Богом, Алексей Петрович, с Богом! И ещё...
— Я весь внимание, ваше величество.
— Да это так... С женой-то ладно ли живёшь, с графиней своей?
— Ваше величество, на службе дипломатической не следует оставаться холостым — таков порядок.
— Знаю. Как не знать. Да и годы наши прошли — не вернёшь...
* * *
В Зимнем дворце сколько их ходов-выходов. Вон в мамкиных комнатках дверь скрипнула. Тихонечко. Вроде как вздохнула.
— Василиса Парфентьевна!
— Ой, кто это? Никак ты, Алексей Петрович! Что ж ты, голубчик, с чёрного-то хода? Тебе по рангу аудиенцию следует иметь, а ты никак по старой памяти тишком решил?
— Приказ такой имею, Василиса Парфентьевна, от государыни императрицы. Велела её императорское величество, как в Петербург вернусь, никому не сказываясь, первым долгом, по возможности негласно, в личные апартаменты прибыть с докладом.
— Знаю, знаю, голубчик. Говорила мне государыня наша, коли заявишься, сей час ей доложить, да чтобы в тайности. Больно ты быстро обернулся с поездкой-то, вот я, старая, и подрастерялася.
— И тут приказ её императорского величества был, Василиса Парфентьевна, времени не тратить.
— Умница ты, Алексей Петрович. Жаль, что службу свою дальнюю нашим краям предпочитаешь. На мой разум, лучше бы тебе здесь было. И у государыни лишний верный человек, знаешь, как бы ко двору пришёлся.
— Дорогой бы душой, Василиса Парфентьевна, так ведь без приказа высочайшего службы не сменишь. А мне уж и так город наш что ни ночь снится.
— Эх, батюшка, да разве так бы и мы жили, кабы не Ернст Карлыч! Уж сколько я государыне в твою пользу говаривала, и она со мной соглашалася, а заикнуться Ернсту Карлычу и то опасаемся, неровен час, какую беду на себя накличешь. Вот и сейчас я с тобой толкую, знаю ведь, какое дело у тебя спешное, а время-то тяну болтовнёй своей. Да ведь не зря, голубчик ты мой, не зря — выжидаю, вот оно что. Ернст Карлыч сейчас у государыни. Тебе с ним встречаться до разговору с государыней не след — сама матушка наша меня упреждала. Как пря-то у них кончится, сейчас тебя к государыне отведу.
— Пря? Неужто Ернест Карлович спорить с государыней осмеливается?
— Ещё как осмеливается! Такую волю забрал, что и на поди. Иной раз кочергой бы его отходила, так ведь меня и на скотный двор отправить могут, а то и в монастырь какой подалее сослать.
— Вас, Василиса Парфентьевна? Как можно! Да ближе вас у её императорского величества и человека-то нет и не будет. За родительницу вы государыне — разве я не знаю.
— За родительницу! А нешто не знаешь, как иной раз и с родителями расправляются, коли неугодны становятся. Ой, не равняй, Алексей Петрович, Петербурга с Митавою. Там-то, и правда, куда было голубушке нашей деться. А тут... Вот только что Левенвольд граф со старухой, не смейся, союз держит, а так... Тебе-то есть чем государыню порадовать? Не прогневаешь ли того пуще?
— Так полагаю, что велено было, всё исполнил в точности.
— Вот и слава тебе, Господи! А то у нас нынче коли не гроза, так предгрозье. Не знаешь, как жить: вечером с тяжким сердцем ко сну отходишь, утром иной раз думаешь — хоть и глаз не продирать.
— Может, хоть мои подарочки вас, Василиса Парфентьевна, развлекут? Сам выбирал, а уж если не по вкусу придутся — не взыщите.
— Вот спасибо тебе, батюшка, вот спасибо. Балуешь старуху, как балуешь. А вон и время твоё подошло — пойдём,голубчик.
— Откуда вы узнали, позвольте полюбопытствовать, Василиса Парфентьевна? Я потому только спросить решаюсь, что не хочу ненужных встреч.
— Понимаю, всё, голубчик, понимаю. А хитрости тут великой нету. Неужто не слышал — звоночек звякнул тихохонько-тихохонько? Это мне доверенный человек знак подал. Нельзя иначе, Алексей Петрович, — звоночек от камер-медхен прямо в мою каморочку. Вот и все дела.
— Ваше императорское величество!
— Не ждала тебя так скоро, Алексей Петрович, не ждала. Неужто так быстро обернулся?
— Как велели, ваше величество. Главное — дело неотложное, проволочки не терпящее.
— Ладно, любезности сказать успеем. Ну что? Что за пакет? Да ещё за семью печатями лакированными.
— Это для верности, ваше императорское величество, если бы досмотр какой в пути. Документы дипломатические, и всё тут.
— Отлично. А в пакете что?
— Тот документ, о котором я вашему величеству докладывал.
— Да ты что? Неужто духовная? Императрицы Екатерины Алексеевны?! Нашёл, значит. Выкупил.
— Не совсем так, ваше величество. Я купил время в архиве, а документ — что он в ваших руках, не знает никто, тем паче архивариус.
— Неужто выкрал?
— Позаимствовал для возвращения государству Российскому в целях сохранения мира и тишины в нашем отечестве.
— Господи! Выкрал! А как же там? Не хватятся? Не обвинят тебя?
— Меня никто нигде не заставал, ваше императорское величество. На наше счастье, герцог так уверен в правах своего сына, что даже не полюбопытствовал заглянуть в сей документ. Он попросту не видел и не знает его. Он больше ищет средств весёлого времяпрепровождения, чем печётся об интересах государственных.
— Алексей Петрович, услуги твоей вовек не забуду, только и ты языка не распускай ни под каким видом.
— Я служу моей монархине, ваше императорское величество.
— Знал бы ты, от какой тягости меня ослобонил, кабы знал... Никак шаги за дверью. Так и есть. Ступай, ступай с Богом, Алексей Петрович, разочтёмся мы с тобой как положено, жалеть не будешь.
Низенькая дверка притворилась — не скрипнула. Большие двери настежь распахнулись — портьеры тяжёлые, атласные словно паруса взметнулись.
— Ваше величество, у вас был гость?
— С чего-то ты вернулся, Ернест Карлыч? Получасу не прошло, как расстались. Аль забыл чего?
— У вас был Алексей Петрович Бестужев-Рюмин? И вы не собирались по этому поводу мне ничего рассказывать?
— Где ж рассказывать, когда ты до слова дойти не даёшь, переполошился как. С чего бы, обер-камергер?
— Я вообще не понимаю ваших таинственных сношений с этим человеком. Посылаете его с какими- то непонятными миссиями, принимаете по возвращении, даже не сказавшись мне. Что происходит, ваше величество? Вы больше не нуждаетесь в моих услугах? Я стал вам мешать? Лишился императорского доверия?
