— Так и сказал: «За грудных младенцев»? — полюбопытствовал Фёдор Никитич.
— Так и сказал.
— Видно, нейдёт у него из мыслей царевич убиенный, — произнёс как бы про себя князь Хворостинин.
Все с любопытством посмотрели на смельчака. На лицах князей Сицкого и Черкасского появилось испуганное выражение, они дёрнулись, словно хотели немедленно выскочить из палаты. Наконец Черкасский сказал с грубой назидательностью:
— Ты, князь, попридержал бы язык. Стены ныне не из кирпича, стены ныне из ушей.
На некоторое время воцарилось молчание.
— Вы, родичи мои дорогие, правителя опасаетесь более, чем некогда опасались грозного царя, — с лёгкой насмешкой заметил Фёдор Никитич.
— Ты, Никитич, никак думаешь, что в Борисово царство люди избудут грозу? — насмешливо отозвался князь Буйносов.
— Ты сказал, князь, «в Борисово царство»? — спросил Василий Иванович Шуйский с лукавыми искорками в глазах. — И не ошибся ты, князь Пётр... Оно грядёт на нас — Борисово царство.
— Грядёт-то грядёт. Да ещё долго будет отказник играть свою комедь, — со свойственной ему прямотой заметил князь Буйносов.
Он был храбрым воеводой на поле брани (буйное — молодец, смельчак), а в мирной жизни любил правдивое слово.
При этих словах со скамьи поднялись Сицкий с Черкасским и направились к выходу с явной поспешностью. За ними стали прощаться с хозяином молодой Воротынский с Шереметевым. Князь Шуйский весело посмеивался, глядя на Буйносова:
— Напугал ты честных бояр!
Фёдор Никитич с озабоченным видом провожал испуганных гостей. Вернувшись, он остановился перед князем Буйносовым.
— Впредь это наука нам, Пётр Иванович. Осторожнее будем. Не дай бог, дойдёт до Годунова!
— Ты прав, боярин, — согласился с ним Шуйский, — осторожность сродни мужеству.
Положив руку на могучее плечо Буйносова, он добавил:
— Горяч ты, князь Пётр! Не по нынешним временам — горяч!
— Каким Господь сотворил, таков и есть, — хмуро отозвался князь Буйносов.
Много лет крепилась их дружба. Князья Рюриковичи, они умели ценить верность и прямоту. Нелёгкой была их боярская служба при таком правителе, как Годунов. Каждый из них понимал его опасную силу и коварство, и не раз меж ними было говорено, что если на троне утвердится новая династия Годуновых, русскому боярству придёт окончательная погибель. Худо будет и народу. Годунов ловок давать посулы, умеет подсластить пилюлю, а русская деревня в его правление пришла в полный упадок. Плохо стало и землевладельцам, и служилому люду.
Шуйский вдруг обернулся к Фёдору Никитичу.
— А что, боярин, может быть, и прав князь Пётр Иванович. Есть осторожность мудрая и осторожность неразумная, что повергает человека в страх. Ныне самое время остановить Годунова. Коли он отвергает царский венец, на то его добрая воля. Медлить не будем: созовём собор да выберем нового царя.
При этом князь Василий так внимательно поглядел на Фёдора Никитича, что не могло быть сомнений, кого партия князя Шуйского станет выдвигать в цари.
Фёдору с трудом удалось скрыть внезапно охватившее его волнение. Неужели его отроческим мечтам суждено сбыться? Слово потомка святого Александра Невского, более других имеющего право претендовать на престол, имеет решающее значение, а он, Фёдор Романов, двоюродный брат покойного царя.
— Боярин, ежели сбудется, о чём я думаю, сам Бог велел тебе принять скипетр из рук царицы-инокини... Ужели дозволим царствовать Годунову?
Они обменялись прямыми взглядами, исключающими любую недоговорённость.
— Я благодарен тебе, князь. Однако...
— Словами нам не решить сего дела, — перебил Фёдора князь Буйносов. — Поедем ныне к патриарху. Откладывать соборное избрание царя будет во вред делу.
На том и порешили. Шуйский с Буйносовым поехали к патриарху. Фёдор отказался ехать в Москву: ему надо было побыть одному на досуге.
На другой день рано поутру он выехал на охоту. Голова была тяжёлой. Накануне не спал ночь, и первой мыслью, когда проснулся, была забота о братьях. Добро, что не взял их с собой в Коломенское. Не дай бог, проведает Годунов! Первым делом отыграется на братьях. Кому-кому, а Романовым он не простит участия в «собрании». А там — опала...
«Так вот оно, твоё завещание, Фёдор! Умирая, ты верил, что благоденствие державы будет незыблемым. Но ныне к Москве направляется крымский хан, а поляки с надеждой ожидают, когда можно будет ввести свои войска в ослабевшую Московию... Ты хотел, чтобы правила твоя царица, и передал ей скипетр. Как же ловко тобой управляли! То, что казалось тебе твоей державной волей, было волей Годунова, который считал твои дни на земле в надежде, что ты недолго будешь на царстве. А далее пострижение твоей царицы, и Годунов получит скипетр из её рук — такой путь был осмотрительнее и вернее. Завещай Фёдор царство Годунову — это могло бы вызвать возражения, нарекания и сомнения. Как бы он стал объяснять людям, почему Фёдор оставил власть ему? Слишком осторожен проныра лукавый. Пересуды да споры ему ни к чему. А теперь попробуйте опорочить решение царицы-инокини передать скипетр самому близкому ей человеку! Сумеете законно отвести её решение? Никак!»
Трезво взвесив все возможности Годунова на получение царства, Фёдор понял, как мало возможностей у него самого. Спасибо князю Шуйскому за его добрую заботу. Но удастся ли ему склонить на свою сторону патриарха?
Лёгкий морозец освежил голову Фёдора. Выехав к лесу, он увидел переплетение многих заячьих следов, и так захотелось ему свежей зайчатины с лапшой! Давно не пробовал он этого любимого в детстве блюда...
И потекли иные воспоминания. И так отрадно было хоть на время отвлечься от тяжких забот, тревог, опасений.
ГЛАВА 39
ПОРТРЕТ
На следующий день дворецкий Ермолай доложил Фёдору Никитичу о приезде пана Сапеги с незнакомым паном. «Проведал-таки хитрый лис, что я укрываюсь в загородном дворце», — подумал Фёдор Никитич, начинавший не доверять литовскому послу, но встретил гостей приветливо. У Сапеги вид был хмурый и озабоченный. На нём был новенький, с иголочки камзол со стоячим гофрированным воротом, который вошёл в моду в Европе. Волосы взбиты вверх и припомажены. Стоявший рядом с ним пан был молод и тоже модно одет. Он с любопытством оглядывал палату и, очевидно, удивлялся её простому убранству, но особенно внимательным взглядом задержался на столе, за которым обедал хозяин. Сапега потянул носом.
— У вас на Руси говорят: «Доброе слово лучше вкусного пирога».
— А что, разве не так? — рассмеялся хозяин.
— А по мне, так нет ничего лучше пирогов, — возразил Сапега.
— Садитесь к столу, дорогие гости. Пироги здесь готовят отменные. Но и за добрым словом у нас дело не станет.
