Софья знала о силе этой угрозы. Больше всего опасались русские люди, чтобы царь не оставил их «в сиротстве». В своё время Иван Грозный прибег к этому приёму, чтобы сломить бояр, и переехал в Александрову слободу.
Услышав угрозы правительницы, стрелецкие выборные поспешили заверить её:
— Мы великим государям и вам, государыням, верно служим. За православную веру, за церковь святую и за ваше царское величество готовы головы свои положить!
Теперь ничто не мешало Софье расправиться со староверами и установить тишину в государстве. Никита и его сообщники были казнены. Остальные стрельцы затаились, не ожидая ничего доброго от правительницы. И были правы. Софья видела в них потенциальных противников: уж слишком много себе воли взяли, стали мешаться в державные дела.
Когда вопрос со староверами был решён, надо было думать, как справиться со стрельцами. Втайне Софья рассчитывала на поддержку царицы Натальи, лютой врагини стрельцов, погубивших её братьев и Матвеева. Знала Наталья и о ненависти стрельцов к её роду Нарышкиных. Стрельцы оставались основным препятствием в её давних мечтах о власти.
И вот наконец князь Борис объявил Наталье, что для них настали хорошие дни: Софья пойдёт на союз с ними в борьбе со стрельцами. Самая пора начать козни против князя Хованского, который был главной опорой стрельцов в борьбе Нарышкиных за власть.
Наталья и сама думала об этом, но, будучи более скрытной, чем князь Борис, держала свои мысли при себе. Князь Хованский давно был намечен ею как очередная жертва. Властолюбивая, с крутым нравом, она время от времени подминала под себя неугодных ей людей. Поэтому, когда князь Борис заговорил с Натальей, что надо бы ей наведаться к правительнице, она, взглянув на него, сразу поняла, о чём пойдёт речь.
— Вижу все твои мысли. Хочешь, чтобы поведала правительнице о Тараруе: повадился-де у стрельцов засиживаться.
Тараруем, то есть бездельником и болтуном, прозвали князя Хованского недруги. Они старательно приклеивали к нему эту не заслуженную им кличку, ибо князь Хованский был человеком обстоятельным, отнюдь не склонным к пустым речам. «Верхи» ненавидели его за близость к стрельцам, за то, что он не давал их в обиду. Он понимал неизбежность и трагедию раскола и со свойственной ему образной меткостью назвал его «грозной народной силой». А стрельцы называли его батюшкой. С ним, князем Гедиминовичем и первым московским сановником, вынуждены были считаться и его противники. И кличку Тараруй дали ему от бессилия справиться с ним.
На беду Хованского, его с некоторых пор стала опасаться и Софья: уж очень большое влияние имел он на стрельцов. Ей передали его слова: «Я вижу беду. Она надвигается на нас, как туча».
В скором времени пророчество князя Ивана начало сбываться. Сам он не заметил, как над его головой сгущаются тучи, и не принял никаких мер к своему спасению.
Опала на Руси в те годы обычно начиналась с подмётных писем, напичканных клеветой. Вскоре после первых казней староверов в передних дворцовых ворот была найдена бумага. На ней значилось: «Вручить государыне царевне Софии Алексеевне, не распечатав». Повелительный тон, аккуратно выведенные слова и само имя София говорили о том, что письмо было сработано на Верху. Убеждала в этом и топорная грубость доноса. Хованского обвиняли в том, что он якобы намерен объявить обоих государей еретическими детьми и даже убить их, а также царицу Наталью Кирилловну и царевну Софью Алексеевну, младших же царевен постричь, кроме одной, избрав её в невесты своему сыну Андрею. Бояр же, исповедующих новую веру, «побить», то есть тоже убить. А когда после этого «замутится царство», избрать князя Ивана Хованского в цари, а патриархом поставить того, кто любит старые книги.
Софья незамедлительно собрала бояр на совет, дабы решить, какие надлежит принять меры по этому письму. Бояре поняли, что если правительница дала веру этому письму, значит, она решила погубить князя Хованского, и все тотчас же начали высказывать суждения, какие она хотела услышать. Не было недостатка и в советах — разослать окружные грамоты в города, с тем чтобы призвать дворян в Москву на защиту царского семейства. Самой же правительнице посоветовали укрыться в Саввино-Сторожевском мужском монастыре, недалеко от Звенигорода.
Не успела Софья обдумать эти советы, как к ней в Коломенское приехала царица Наталья. Она казалась взволнованной, но сохраняла при этом торжественный вид. Она словно бы и не знала о совете бояр, а пришла сама собой. В дорожном тёмном платье она выглядела постаревшей и усталой.
— Благодарение тебе, Софьюшка, великое, что уняла староверов, но главный раскольник князь Хованский ещё вольничает и досады тебе чинит. Ныне были от него посыльные с угрозами. Велели именем князя Ивана, дабы мы всем царским семейством шли к нему на поклон. Как снести сию наглость?!
Софья рассказала о подмётном письме и совете бояр укрыться в монастыре под надёжной защитой монахов и немедля ехать в Звенигород.
По лицу Натальи можно было понять, что ей было известно о совете бояр, но она тут же поспешила выразить на лице озабоченность и ласково сказала:
— Ох, побереги себя, Софьюшка, побереги! Не ровен час, злодеи ворвутся в твой терем.
— Ты сама или не опасаешься? — пытливо спросила Софья, привыкшая с недоверием относиться к умильным речам мачехи.
— Какое не опасаюсь! Али злодеи помилуют меня?
В действительности каждая из них думала о другой:
«Сама-то ты помиловала бы меня? Ишь как стерегут меня твои глаза! Даром что нас с тобой накрыла одна общая беда...»
Беда-то и сближала их. Никогда прежде за бытность свою в Кремле они не действовали столь единодушно и сообща, как ныне. Сговаривались они или нет, но подмётное письмо было делом рук их сообщников. Не важно, что в этом письме били в глаза грубые приёмы. Ни у царевны Софьи, ни у царицы Натальи не было оснований подозревать князя Хованского в посягательстве на их жизнь. Сама же Софья и способствовала назначению князя Ивана главой Стрелецкого приказа, и князь ни разу не заставил её усомниться в разумности этого решения. В своё время он пытался, хотя и безуспешно, спасти братьев Натальи, и тем не менее был ненавидим Нарышкиными.
Чем же был неугоден князь Иван Софье и Наталье, оказавшимся в одном лагере? Один из столпов московской знати, Иван Хованский имел преимущества перед иными князьями, большие заслуги перед отечеством и славился несомненными достоинствами ума и сердца.
Хованские принадлежали к знаменитому княжескому роду Гедиминовичей. Представители этого рода владели многими приказами, особо отличались в сравнениях и на дипломатической службе. Князь Иван участвовал в десятках сражений, разбил шведскую армию графа Магнуса де ла Гарди под Гдовом и польское войско под Друей, взял Брест. Залечив раны, он участвовал в Русско-турецкой войне, вернувшись в Москву, был выдвинут на пост главы Стрелецкого, Сыскного и Судного приказов, считавшихся самыми опасными учреждениями. И на этой нелёгкой службе ни разу не был замешан в злоупотреблениях властью. Репутация у него и среди бояр и в народе была самая высокая, ибо он был добр и справедлив.
