— А слово заветное?
— Всё узнаешь и услышишь в Измайлове.
— Измайлово велико... Да как тебя-то там найти?
— Проще простого. Тебе все скажут...
Иван ушёл озадаченный и задумчивый.
С его уходом Наталью охватило ощущение безрадостной пустоты. Ей не хотелось ехать в монастырь. А ежели отправиться в Кремль? О, Кремль ей тоже представлялся монастырём, и там больной супруг и тоскливые заботы. Пришла шальная мысль: а не заночевать ли в карете, как это бывало в давнюю девичью пору? Усмехнулась от этой мысли. В карете было душно. Воздух был затхлый. Пахло навозом, дёгтем и кожей.
Вскоре вернулась Неонила и сказала, исходя из каких-то своих, но всегда верных соображений, что надобно ехать в Кремль.
Наталья навела справки о Бересене. Он был дворянином, держал чин «детей боярских» — самый мелкий. Поместье у него было небольшое, и родовыми землями он тоже не мог похвастаться. Когда ещё придёт повышение по службе! Жалованье в приказе, где он служил, столь невелико, что и одному не прожить. А силушка молодая играет, вот и пошёл в кулачные бойцы. Любитель кулачных забав боярин Беклемишев даёт победителям неплохое вознаграждение.
Она узнала также, что пил Иван много и азартно, не пьянея. А кому остановить? Ни семьи, ни крепкой родни у него не было. Вот она и решила утешить его, взять ко двору, дать чин кравчего
[17], словом, поднять мужика на ноги. Втайне она надеялась найти с ним хотя бы временное счастье.
Местом свиданий Наталья избрала Измайлово. Расположенный там царский дворец находился далеко от Москвы, не в пример близкому от Кремля Преображенскому дворцу или даже Коломенскому. Нравился ей и сам дворец, состоящий из многих маленьких комнат. Алексей их тоже жаловал. Живёшь, как в закутке, никто тебя не видит. А ещё в Измайлове была отличная оранжерея, где росли восточные травы и цветы. Алексей находил их аромат тяжёлым, но скоро привык.
Ивану Измайлово тоже понравилось. Ему пришлись по душе комнаты-кельи. Как и Наталья, он, очевидно, подумал, что здесь можно спрятать свою ночную жизнь. Одно смущало его — постоянное присутствие Неонилы, которая прислуживала им. Однажды он сказал Наталье:
— Чего она тут с утра до вечера шастает?
— Али думаешь на неё что?
— Мы про людей говорим, и, значит, про нас люди не молчат, — уклончиво ответил Иван.
— Не сомневайся. Она верно нам служит. Ей бы царю Алексею досадить. Ещё до моего прихода во дворец её отца безвинно схватили. Сколько Неонила ни доказывала, ни просила, отца её до смерти на пытке замучили. И ныне, прислуживая нам, она мыслит, что царю мстит.
Иван всё же продолжал ей не доверять. «Каков... В бою удаль свою показывает, а здесь труслив паче меры», — подумала о нём Наталья.
Ближайшие дни показали, однако, Ивану, что опасаться надо не рабы, а боярина Хитрово. В Измайлове он показался внезапно. Делал какой-то досмотр имению и косо поглядывал на Ивана Бересеня.
Вскоре было объявлено, что боярин ищет царский перстень. Наталья с недоумением заметила, что царь сам подарил ей перстень и ныне он в её шкатулке. Но боярин Хитрово не унимался и вёл допрос Ивана, спрашивал, что он делает в царской палате.
— Я приехал вручить царице перстень, который она потеряла в карете.
— Как перстень очутился у тебя?
— Его нашёл ездовой рано утром, когда солнце проникло в карету. Он блестел.
— Почто он передал перстень тебе?
— Я охранник царицы и отвечаю не токмо за её жизнь, но и за целость её драгоценностей.
История с перстнем имела тем не менее последствия иного рода. После разговора с Хитрово Иван испугался слежки и был не столь аккуратен в запретных свиданиях с царицей, ссылался в своих оправданиях то на одно, то на другое.
Подозрительная Наталья устроила слежку за своим возлюбленным и, к своему негодованию, узнала, что он бывает на других свиданиях. Решив прогнать его, она учинила ему сначала строгий допрос. Иван не стал отпираться, искал себе оправдания.
— Госпожа моя, я хотел отвести от себя всякие подозрения. Для того и ездил в Немецкую слободу.
— Да кто спрашивал твоего хотения. Ты понимаешь, что накликал на мою голову новый позор?
Иван упал на колени перед царицей, старался поймать её руку, но она оттолкнула его.
— Ужели, безрассудный, ты так и не понял, что здесь всё решают моя воля и моё слово?!
— Так скажи мне слово милостивое!
— Только-то? — насмешливо отозвалась она, ибо в его словах она почувствовала новую обиду. Он, так дерзко даривший ей любовь, просит ныне одной лишь милости, как последний раб! — Ступай! Тебе будет объявлена наша милость!
Иван был послан в далёкий Пустозерск помощником воеводы, и никто не спросил у него согласия. Пройдут недели, месяцы, — Наталья даже не вспомнит о своём возлюбленном, с которым провела столько упоительных ночей. Обид она никогда не прощала и мстила жестоко.
Глава 18
И СНОВА ДЕРЖАВУ МУТИТ ВОЛШЕБСТВО
Богатый опыт давал основание Матвееву думать, что обстоятельства не делают людей прозорливее. Поэтому глупость и доверчивость, что, по мнению Матвеева, одно и то же, не имеют пределов. Он давно сказал себе: «Помни, что люди в массе своей простецы, — и не ошибёшься». Ему не стоило особого труда найти способ, как одурачить человека, навести на него слепоту и в конечном счёте использовать в своих интересах.
Но при этом Матвеев ставил себе одно важное условие: замысел и пути его осуществления должны быть тайными.
На этот раз он был особенно осторожен. Задумав новое важное дело в своей жизни, он утаил его подробности даже от Натальи, хотя дело касалось прежде всего её самой. Надо было в деталях рассчитать, как оттеснить Милославских подальше от трона и, может быть, вытеснить их из царского дворца, чтобы тем вернее расчистить путь малолетнего царевича Петра к трону.
Для начала он решил внедрить в сознание царя Алексея, что здоровье и жизнь царевича Петра нуждаются в особом бережении. Об этом и прежде не раз было говорено с самой царицей Натальей. Но тут были нужны не слова, но действия. Царя Алексея надо было держать в постоянной тревоге за сына. Но назойливость в этом случае чрезвычайно вредна. А между тем, начав дело, отступать нельзя. Как же выйти из положения?
И Матвеев придумал тактику отвлекающего манёвра. Он пытался представить дело так, будто злодеи норовят утвердить волю своей партии в государственных делах, а тех, кто станет тому мешать, начнут теснить, вплоть до умышления на жизнь супротивников.
Первой жертвой злодейства должен был стать конечно же он, Матвеев. Для того и было пущено подмётное письмо, обвиняющее его, первого вельможу, во всех смертных грехах. Царь не поверил подмётному письму, на что и рассчитывал Матвеев. Но важно, что царь узнал: его друг и важный вельможа — в великой немилости у лиходеев.
