Бимбо и Виктория встречались несколько раз в Италии, даже в бытность её королевой, но с годами пылкость чувства угасла, осталась только тёплая дружеская привязанность с её стороны.
В Париже Николай Михайлович влюбился в Амалию, правнучку герцога Филиппа Орлеанского. Но, увы, противодействие отца и Александра III вновь помешали вступить ему в брак. Любопытно, что и до этой любовной интриги Николая Михайловича в русской гвардии прозвали «Филипп Эгалитэ». Дело в том, что Филипп, герцог Орлеанский, был родным братом короля Луи XVI и в 1789 г. вместо эмиграции решил стать революционером. Он отказался от титула и принял фамилию Эгалитэ (что по-французски значит «равенство»). Но, увы, новая фамилия не спасла Филиппа от якобинского террора. В 1793 г. его голова попала под нож гильотины.
Затем Николай встретил княгиню Елену Михайловну Барятинскую, супругу адъютанта своего отца, князя А.В. Барятинского, и совершенно потерял голову! Как писала Светлана Макаренко: «Княгиня Елена Михайловна, опытная светская львица, чьё имя годами не сходило и со страниц столичных газет и ... с уст “злоречивого бомонда обеих столиц”, жила в разъезде с мужем, одна воспитывая тяжелобольного сына. Вскоре её имя тихо исчезло с газетных полос светской хроники и стало прочно связываться с именем Великого князя Николая Михайловича. Они всюду появлялись вместе, дружили с одними и теми же людьми, читали одни и те же книги, даже художников любили одних и тех же! В своём Петергофском дворце княгиня Барятинская — Великий князь называл её просто Nelly — собрала уникальную коллекцию западноевропейской портретной живописи, в которой было около десятка портретов кисти Ф. Винтерхальтера.
Николай Михайлович был очень предан княгине Елене Михайловне, но отношения между ними были несколько странными: даже после того, как княгиня овдовела и могла уже стать хотя бы морганатическою супругою Великого князя, она не сделала никаких шагов для того, чтобы изменить свою судьбу и судьбу любимого ею страстно человека! То ли из боязни занять в его сердце недостаточно много места, ведь на первом всегда были коллекции и научные изыскания, то ли оттого, что в её собственном сердце всепоглощающая любовь к единственному сыну занимала слишком большое пространство? Никто не может здесь ни о чём судить.
Николай Михайлович не стал ни к чему принуждать княгиню, ни в чём никогда её не упрекнул, и лишь в своём горьком, исповедальном разговоре с Л.Н. Толстым сказал однажды, что “истинных минут счастья в его жизни было, на самом деле, слишком мало!”
Он завещал вернуть княгине Барятинской после своей смерти все её вещи и подарки, и даже письма, но этот пункт завещания также не был исполнен: князь пережил любимую женщину на целых пять лет!
После смерти своего сына в 1910 г., княгиня Барятинская долго болела, жила замкнуто, уединённо, поблизости от Михайловского дворца Великого князя, и не принимала почти никого, кроме него и близких родных. Княгиня скончалась 26 марта 1914 г. Николай Михайлович сделал об этом лаконичную пометку на последнем листке письма княгине к нему и в тот же день приказал переплести свою личную с нею переписку в красивый альбом с тяжёлыми золотистыми застёжками. В нём более тысячи писем. Разумеется, он не издан и тихо пылится в архивах, ожидая своего часа»
[62].
С годами Николай Михайлович всё больше и больше времени проводил в архивах. В 1901 г. выходит в свет его труд «О Долгоруких, сподвижниках Александра Первого в первые годы его царствования», имевший невероятный успех. Затем последовали «Граф Павел Александрович Строганов (1774-1817). Историческое исследование эпохи Александра Первого» в трёх томах, вышедших в Петербурге в 1903 г. В 1905-1914 гг. издаётся семитомник «Дипломатические отношения России и Франции по донесениям императоров Александра и Наполеона. 1808-1812 годы».
Понятно, что успех монографий Николая Михайловича в основном был обусловлен его свободным доступом в архивы. Русские императоры, включая Николая II, тщательно скрывали от народа его историю. Любого другого автора за подобные исторические изыскания сразу же упекли бы «в места не столь отдалённые» по статье «оскорбление августейшей фамилии». Но Николай Михайлович сам принадлежал к оной фамилии.
Монография Бимбо, посвящённая императору Александру I, была полностью лишена фамильного, да и просто верноподданнического пиетета, зато была весьма объективна. Николай Михайлович первым из отечественных историков прямо объявил Александра I соучастником убийства своего отца императора Павла I.
Как писала Светлана Макаренко: «Столь серьёзная, увлекательно написанная книга с обширным списком указанных источников, сделала её настоящей драгоценностью для исследователей. Она была по достоинству оценена читателями и привлекалась даже в качестве оправдательной улики во время судебного процесса над писателем Дмитрием Мережковским, закончившим и издавшим почти в то же время свой исторический роман “Павел Первый”.
Дмитрия Сергеевича Мережковского ретивые судьи, с подачи цензурного комитета, обвинили в непочтении, “дерзостном неуважении к Верховной власти”.
Судом указывалось также на недопустимость “непочтительных выражений (устами графа Палена) в адрес монарха”. Для доказательства исторической правдивости романа Дмитрия Мережковского адвокатами, в качестве “алиби”, весьма неожиданно, был привлечён труд Николая Михайловича “Император Александр Первый”. Защита обратила внимание судей на то, что великий князь Н.М. Романов, представитель царствующего рода, считает Александра Первого сознательным участником заговора против отца, то есть подходит к образу монаршей особы гораздо строже, чем писатель Мережковский, который считал Александра Первого лишь марионеткою в тисках чужой воли (Палена, Зубова и других). Мережковский и его издатель были тотчас оправданы судом, а цензурный арест на книгу полностью снят»
[63].
К великому сожалению, для исторической науки Николай Михайлович был крайне ревнив к своим изысканиям и старался не допускать в государственные архивы других исследователей.
Великокняжеский титул открывал Николаю Михайловичу доступ не только в государственные, но и в частные архивы России и Европы. Так, в ходе работы над биографией императрицы Елизаветы Алексеевны, согласно перечню используемых работ, Николай Михайлович неоднократно обращался в богатейшую библиотеку Зимнего дворца, собранную несколькими поколениями российских императоров, в архивы Берлина, Бадена, Дармштадта и Карлсруэ — родины Елизаветы Алексеевны. Сохранились ого письма директору карлсруйского архива Г. Обзору и библиотекарю Р. Гримму, к которым он обращается по вопросам приобретения копий или подлинников писем императрицы к её сестре, маркграфине Амалии Баденской, к близким и друзьям.
Николай Михайлович единственный из великих князей, кто вёл переписку с Львом Толстым. Его Ново-Михайловский дворец часто служил выставочным залом художников — друзей великого князя или местом солидных съездов историков-архивистов. Первый такой съезд состоялся в 1914 г., незадолго до начала войны.
