Но вернемся к кабинету Кироги, который 19 мая 1936 года представил кортесам свою программу. Да, премьер признал опасность фашистского переворота и заявил, что «правительство будет воевать с фашизмом». К сожалению, как показало дальнейшее развитие событий, дальше слов дело не пошло. А вот реакция уже чувствовала, что грядет час реванша и старалась его всячески приблизить. Так, страна была потрясена событиями в Йесте (провинция Альбасете). Крестьяне проникли там на территорию одного из поместий и стали спиливать деревья. Подоспевшая гражданская гвардия арестовала несколько человек, но безоружные крестьяне атаковали гвардейцев и убили одного из них. После этого на крестьян началась настоящая охота: было убито 17 человек и еще большее количество получили ранения.
А заговор военных тем временем приобретал уже законченные формы. Душой переворота был переведенный правительством Народного фронта в Памплону генерал Эмилио Мола. Трудно сказать, почему его направили именно в цитадель карлизма — Наварру — единственное место в Испании, где у реакции была массовая поддержка населения. Мола был последним директором Службы безопасности при монархии и одним из тех генералов, кто советовал королю отречься от престола. С тех пор монархисты относились к нему, как и к Санхурхо, весьма настороженно. В начале 1932 года Молу хотели отправить в отставку, но перевесили несомненная военная компетенция генерала и его былые заслуги в марокканской войне.
Прибыв в Памплону, Мола быстро наладил связи с другими генералами-заговорщиками, карлистами, фалангистами и монархистами. С последними (как и с Санхурхо) контакт поддерживался через Валентина Галарсу. Полковник Ягуэ (палач Астурии) отвечал за связь с фалангистами и генералом Франко, которого Ягуэ считал своим кумиром. Издатель газеты «Эль Диарио де Наварра» Раймундо Гарсия был связником между Молой и традиционалистами (карлистами). Шеф полиции Мадрида Сантьяго Мартин Багенас информировал Молу об обстановке внутри правительства и в «республиканском» генеральном штабе. После отставки Алкала Саморы к заговору присоединился личный друг бывшего президента генерал Кейпо де Льяно. Вообще-то он считался республиканцем, хотя на деле оказался болтуном: рассказывал о заговоре всем, кто хотел его слушать. Как ни странно, именно этот человек обеспечил успех мятежа на юге Испании.
Члены Испанского военного союза настаивали, чтобы армия осуществила переворот самостоятельно, без поддержки каких бы то ни было партий или гражданских лиц. Члены ИВС были еще в плену старых представлений о пронунсиаменто XIX века: надо лишь поднять пару гарнизонов, и правительство в Мадриде падет само. Но Мола и Франко, будучи, бесспорно, умными людьми, понимали, что в Испании 1936 года переворот должен быть всеохватывающим, стремительным и жестоким. К тому же военным нужны были деньги. Если часть армии пойдет за Народным фронтом, то понадобится оружие, чтобы снабдить им вновь мобилизованных и добровольцев правых организаций. Одним из спонсоров мятежа стал известный в Испании олигарх Хуан Марч, предоставивший в распоряжение заговорщиков 15 млн фунтов стерлингов (или 545 млн песет). В своем роде Марч был талантливым самородком, хотя вряд ли была в Испании и личность более одиозная, чем он. Сын крестьянина с Балеарских островов, он с детства промышлял контрабандой табака и создал впоследствии целый флот контрабандных судов. Марч неплохо нажился на поставках для испанской армии, воюющей в Марокко, но особенно он озолотился в годы Первой мировой войны, когда снабжал топливом немецкие подлодки. Для этого человека деньги действительно не пахли. Например, он направлял предварительно застрахованное судно с товарами во Францию и доводил эту информацию до немцев, которые топили корабль. Таким образом Марч получал и деньги за товар, и страховку за кровь несчастных моряков. К концу войны бывший контрабандист стал миллионером и занялся политикой. Здесь его тоже отличала «принципиальность»: он издавал и монархические, и республиканские газеты. Какая разница, на каких убеждениях зарабатывать! После установления диктатуры Примо де Риверы Марч на всякий случай бежал во Францию, но потом «дружески» помог средствами личной газете диктатора — и не только вернулся в Испанию, но и получил в 1927 году монополию на ввоз табака. Республика отобрала эту монополию и посадила Марча в тюрьму, откуда он сбежал с помощью подкупленной охраны. Теперь его политическая линия наконец-то обрела принципиальность: за упущенные доходы он готов был мстить левым всеми средствами.
Теперь деньги у путчистов были (естественно, помимо Марча у них нашлись и другие спонсоры из числа крупных землевладельцев и олигархов). Не было другого: уверенности в успехе. Отвечавшие за Мадрид генералы Вильегас и Фанхуль прямо сомневались в успехе захвата столицы. Брат Молы слал пессимистические письма из Каталонии. До середины июня колебался и сам Мола, так как понял, что если переворот не победит сразу, то страну ждет кровопролитная гражданская война. К тому же никак не клеились переговоры с карлистами. Последние требовали, чтобы их милиция сохраняла отдельное командование и действовала самостоятельно. К тому же они настаивали на сугубо монархических лозунгах восстания.
Не просто шли и переговоры с фалангой. К моменту запрета в ней насчитывалось около 25 тыс. членов, многие из которых прошли военную подготовку. Весной 1936 года, несмотря на аресты лидеров и многих функционеров среднего звена, фалангисты вдруг стали необычайно популярны среди высших слоев общества. Все те, кто хотел показать свою враждебность Народному фронту, с гордостью и вызовом называли себя фалангистами. Светские дамы щеголяли в вечерних платьях с эмблемой фаланги. Хосе Антонио Примо де Ривера сидел в тюрьме, но режим его содержания был настолько либеральным, что он через посещавших его сторонников без всякого труда руководил своей партией. Примо де Риверу раздирали сомнения относительно дальнейшего курса. Он никак не мог простить правым, что те не поддержали его кандидатуру на выборах в феврале 1936 года (Хосе Антонио набрал в Кадисе лишь 6965 голосов, а все кандидаты фаланги вместе взятые — 40 тысяч). Вождь фашизма решил сделать ход конем. Через сторонника центристской группы ИСРП Хуана Негрина (будущий премьер республики) он сделал предложение слить фалангу с социалистами в единую партию, лидером которой мог бы стать Прието. Но последний даже не стал вступать в какие-либо переговоры. Проект «национальной левой партии» с треском провалился.
Только после этого 29 мая 1936 года Хосе Антонио начал переговоры с Молой. Лидер фалангистов реагировал тем самым не только на продолжающиеся аресты членов своей партии, но и на заявления Касареса Кироги 6 и 14 мая, в которых фаланга объявлялась основным противником правительства Народного фронта (в какой-то мере это была стрельба из пушек по воробьям, так как фаланга продолжала оставаться небольшой и лишенной серьезного влияния партией). С момента своего основания фалангисты потеряли в уличных боях 70 человек и многие члены призывали к мщению. Но Хосе Антонио еще надеялся легально выйти из тюрьмы. Случай для этого представился во время уже упоминавшихся выше довыборов в Куэнке. Фалангисты просили правых предоставить для их «томящегося в застенках» вождя такое место в списке, которое бы гарантировало попадание в кортесы и, соответственно, иммунитет. Но тут неожиданно у Примо де Риверы появился конкурент в лице генерала Франко. Хитрый галисиец стал бояться, что заговор Молы постигнет та же участь, что и мятеж Санхурхо, с той лишь разницей, что амнистии путчистам уже не будет. Поэтому генерал решил обезопасить себя местом в парламенте. Такой ход вызвал негодование в рядах заговорщиков, и Франко после долгих уговоров снял свою кандидатуру. Если бы он этого не сделал, то фаланга опубликовала бы уже подготовленное заявление с осуждением трусости генерала. Правда, не попал в парламент и Хосе Антонио. Правительство объявило выборы в Куэнке (первый их тур был ранее аннулирован) продолжением первого тура. А это означало, что баллотироваться могут только кандидаты, набравшие 16 февраля в этом округе не менее 8 % голосов. Примо де Ривера, как мы помним, вообще баллотировался совсем в другом городе.
