Именно артиллерия и авиация, своими ударами, менявшие рельеф местности на плацдарме, решили исход сражения. И перспективы дальнейшей борьбы почти без тяжелого оружия не внушали руководству республики особого оптимизма.
Глава 15. Конечная фаза войны
Декабрь 1938 года — март 1939 года
В то время, когда утомленные тяжелыми боями, но оставшиеся непобежденными бойцы армии Эбро смотрели в глаза смерти, в Барселоне 28 октября 1938 года состоялся прощальный парад бойцов интербригад, которые возвращались к родным очагам (многие не знали, что у них впереди тюрьмы, фашистские концлагеря и сталинские репрессии). Тысячи жителей республики во главе с Негрином и Долорес Ибаррури провожали домой своих боевых товарищей по оружию, пришедших на помощь в самый черный час войны. Многие женщины, потерявшие на фронте своих близких, не могли сдержать слез, слушая проникновенные слова Пассионарии: «Матери! Женщины! Когда пройдут годы и затянутся раны войны, когда мрачная память о горьких кровавых днях обернется свободой, любовью и благосостоянием, когда чувство злобы умрет, и гордость за свою свободную страну будет одинаково переполнять всех испанцев — тогда поговорите со своими детьми. Расскажите им об Интернациональных бригадах. Расскажите им, как, преодолевая горы и моря, пересекая ощетинившиеся штыками границы, охраняемые голодными псами, жаждущими их крови, эти люди пришли в нашу страну как крестоносцы свободы. Они оставили все — свои дома, свою страну, своих отцов, матерей, жен, братьев, сестер и детей и они пришли, и сказали нам: «Мы здесь и ваше дело, дело Испании — наше дело. Это дело всего передового и прогрессивного человечества». Сегодня они уходят. Многие из них, тысячи из них остаются в испанской земле, и все испанцы будут помнить их всегда». Обращаясь к бойцам интербригад, Долорес Ибаррури воскликнула: «Вы — сама История! Вы — легенда! Вы — героический пример солидарности и всемирного характера демократии. Мы не забудем Вас, и когда оливковое дерево мира вновь даст листья, смешавшись с лавровым венком победы республики, — возвращайтесь!».
Проходившие в парадном строю интернационалисты, едва успевая ловить цветы, которые бросали им стоявшие под портретами Асаньи, Негрина и Сталина барселонцы, не могли знать, что большинству из них уже не было суждено увидеть Испанию свободной. Но некоторые все же вернулись после смерти Франко в 1975 году, проехав по местам былых боев, где они сражались — легендарные герои, крепче стали и огня.
Отступление республиканцев за Эбро и вывод интербригад внесли оживление в ряды капитулянтов и пораженцев, которых начал захватывать «дух Мюнхена», уже парализовавший волю миллионов французов и чехов. Асанья и Бестейро окончательно потеряли веру уже не только в победу, но и в компромиссный мир. В кортесах Негрин подвергся атаке республиканцев, баскских и каталонских националистов, но лидеры ИСРП Ламонеда и КПИ Ибаррури не менее горячо поддержали главу правительства. И когда Негрин заявил, что его кабинет будет продолжать войну, никто не посмел выразить ему вотум недоверия открыто.
В ноябре Негрин предложил упразднить все партии и создать единый Национальный фронт, но даже коммунисты сочли эту идею нереализуемой. Премьер объяснял советскому полпреду, что у него нет собственной партии, поэтому приходится постоянно лавировать между различными политическими силами. Национальный фронт позволил бы ввести в политику новые, молодые кадры, сформировавшиеся идейно в горниле гражданской войны. Одновременно, Негрин хотел лишить всякого влияния прежних ведущих политиков страны, которые уже не верили в победу. Пропаганду в новой партии Негрин хотел отдать в руки коммунистов. Интересно, что идею создания единой партии «типа коммунистической» Негрину подсказал кадровый военный Рохо, который сам хотел вступить в компартию еще во время Теруэльской битвы, но Негрин запретил ему это, опасаясь очередной вспышки ревности других партий, особенно анархистов. Конечно, идея Негрина по созданию мощной единой партии была по сути верной, однако в условиях тяжелого положения на фронтах, она могла лишь дать повод пораженцам и капитулянтам для удара республике в спину под флагом борьбы с якобы диктаторскими замашками премьера.
Продолжала ухудшаться социально-экономическая ситуация в республике. Острее стала ощущаться нехватка продовольствия, но население, конечно, страшно уставшее от войны, еще держалось и не помышляло о капитуляции. У Негрина стала проявляться склонность к излишнему администрированию: вопреки мнению коммунистов правительство фактически лишило крестьян права на свободную торговлю, обязав сдавать все продукты по низким закупочным ценам. В конце ноября на заседании кабинета произошла открытая стычка между премьером и министром земледелия, коммунистом Урибе. Последний решительно протестовал против принятого без его ведома решения о сдаче крестьянами апельсинов государству по 0,3 песо за килограмм, в то время, как само государство реализовывало их по 1,5 песо. Урибе настаивал, чтобы земледельцы получили право продавать часть урожая по свободным ценам. Негрин сознавал трудности с продовольственным снабжением, но рассчитывал, что в скором времени из США поступят 14 тысяч тонн зерна, которые якобы обещал прислать Рузвельт.
Тем временем, в «национальной» Испании росло недовольство. Если потребовалось 4 месяца, чтобы отобрать у республики 800 квадратных километров на Эбро, то когда же кончится война? Такой или примерно такой вопрос задавали себе сотни тысяч людей, не исключая и приверженцев франкизма. Впервые больно дали о себе знать скакнувшие резко вверх цены на продукты. Сотни тысяч людей, подозреваемых в левых взглядах, сидели в тюрьмах или были заняты каторжным трудом в рабочих батальонах. Фалангисты были недовольны усилившимся клерикальным влиянием, а церковь подозрительно относилась к безбожникам-немцам. Впрочем, последних, как и итальянцев ненавидели многие, еще не знавшие, что «национальное» правительство отдало Германии лучшие рудники и шахты страны. Но если немцы вели себя надменно и отстранено, то это было все же меньшим злом по сравнению с итальянцами. Те постоянно хвастались своими настоящими и мнимыми победами и на этом основании отказывались платить в ресторанах, публичных домах и общественном транспорте. Постоянно возникали драки, когда испанцы вынуждены были защищать своих женщин от наглых приставаний «добровольцев» Муссолини.
Республика и мятежники готовились к решающей схватке. 23 ноября 1938 года Висенте Рохо составил докладную записку, в которой анализировалась общая военная обстановка и намечались планы будущей кампании. Генерал не сомневался, что следующее наступление мятежников не за горами, и ареной боев на сей раз станет Каталония. Соотношение сил здесь было следующим: у республики под ружьем было 220 000 солдат (но только 140 тысяч из них были сведены в регулярные смешанные бригады; остальные представляли из себя еще не обученное и не распределенное по частям пополнение), которые располагали 250 орудиями, 40 танками, 80 бронеавтомобилями, 46 зенитными орудиями, 80 истребителями и 26 бомбардировщиками. Франкисты сконцентрировали против Каталонии 340 тысяч солдат и офицеров, 800 орудий, 300 танков и броневиков, 100 зениток и 600 самолетов.
Но у республики было еще 700–800 тысяч бойцов в центрально-южной зоне, которые превосходили числом (хотя и не вооружением) противостоявшие им части мятежников. Именно на плотное взаимодействие вооруженных сил двух частей республики и делал ставку генерал Рохо.
