Поэтому, принимая такое смелое решение, республика рассчитывала на то, что Франция откроет границу (которую она закрыла в июне вплоть до принятия обеими сторонами гражданской войны плана вывода добровольцев) и Народная армия получит столь недостающие ей на Эбро советские самолеты и пушки. Этого же боялись франкисты, которые, будучи застигнутыми врасплох инициативой Негрина, просили немцев передать решение вопроса из Лиги наций в «хорошо» зарекомендовавший себя бездействием Комитет по невмешательству. Тем более, что к тому времени Италия и Германия уже вышли из Лиги Наций и не могли соответственно проводить в рамках этой организации свою излюбленную политику проволочек и саботажа.
Но в тот период внимание Великобритании (которая, в принципе, поддерживала идею перенести обсуждение инициативы Негрина в лондонский Комитет) было поглощено достигшим своего пика кризисом вокруг Чехословакии и ей было не до Испании. Поэтому Лига наций одобрила предложение Негрина и образовала 14 октября 1938 года международную комиссию по контролю за выводом иностранных добровольцев с территории республики, которая прибыла в Испанию двумя днями позже.
Чтобы как-то скомпенсировать благоприятно встреченную мировой общественностью дипломатическую инициативу республиканцев, Франко решил в октябре вывести из своей зоны 10 тысяч итальянцев, разумеется, без всякого контроля. К тому времени «каудильо» уже мог обойтись без итальянской пехоты. Его интересовали только летчики, танкисты и технические специалисты стран оси. Ведь битва на Эбро ясно показывала, что уничтожать живую силу врага можно было и на расстоянии, не ввязываясь в тяжелые рукопашные схватки.
Между тем мясорубка на Эбро не прекращалась. Германский посол фон Шторер сообщал об открытых и резких спорах Франко со своими генералами. Многие из них считали, что, сковав республиканский плацдарм небольшими силами, нужно нанести главный удар по Каталонии и закончить войну. Но «генералиссимус», как уже неоднократно упоминалось выше, был заинтересован, прежде всего, в уничтожении живой силы ненавистных ему «красных», а свои потери, его волновали мало. Ведь это были в основной массе мобилизованные рабочие и крестьяне, а значит потенциальные противники грядущего тоталитарного режима фашистского толка.
16 сентября 1938 года мятежники начали уже пятое наступление против республиканского плацдарма на Эбро. Но до конца сентября никакого серьезного продвижения достигнуто не было, хотя соотношение сил с каждым днем изменялось в пользу франкистов. К ним подходили свежие резервы со всех фронтов, а армия Модесто ничем не могла восполнить свои потери. Все тогда смотрели на Чехословакию и ждали, что вот-вот западные демократии начнут войну против Гитлера. Не может же, в конце концов, Франция не выполнить свои союзнические обязательства в отношении Праги! Об этом спрашивали измученные защитники республиканского плацдарма приезжавших к ним политиков и иностранных корреспондентов.
18 сентября 1938 года крайне неприятный сюрприз ожидал уже ставших привыкать к легким победам «мессершмиттов». Несколько И-16 к тому времени были оснащены американскими высотными двигателями «Райт-Циклон» F-54, позволявшими развивать масимальную мощность на высоте 7000 метров. Летчики на этих самолетах летали с кислородными масками, за что их прозвали “сосунками”. И вот 18 сентября 12 “сосунков” атаковали сверху 16 Ме-109 и сбили четыре из них. Всего в этом бою, в котором участвовали и обычные И-15, И-16, было уничтожено 11 самолетов противника. Немцам пришлось туго еще и потому, что в связи с обострением обстановки вокруг Чехословакии в Германию 10 сентября срочно отозвали наиболее опытных летчиков.
В сентябре под влиянием Судетского кризиса у ставки Франко сдали нервы. Министр иностранных дел «национальной» Испании Хордана жаловался фон Штореру, что Германия держит своего союзника в абсолютном неведении относительно своих планов. А в это время, по дошедшим в Бургос сведениям, французский генштаб планировал в случае начала войны с Германией оккупировать Каталонию и нанести удар по Испанскому Марокко. Франко перебросил в Северную Африку 10 тысяч пленных, которые стали возводить там оборонительные рубежи. Еще столько же бывших бойцов Народной армии строили укрепрайоны на франко-испанской границе.
Одновременно со своей беседой со Шторером Хордана дал указания франкистскому послу в Берлине Магасу немедленно добиться встречи с Риббентропом, чтобы прояснить ситуацию. Но министр иностранных дел «рейха» не нашел для Магаса времени. Тогда Франко задал тревожившие его вопросы немецкому офицеру связи при своей ставке: Что будет в случае войны в Европе с легионом «Кондор»? Не станет ли «карманный» линкор «Дойчланд», стоявший на рейде Виго, объектом французского нападения? Хочет ли Германия в случае начала войны получить базы снабжения своего флота в испанских портах? Все эти вопросы были немедленно переданы в Берлин, но там продолжали молчать.
Тогда через своих представителей в Париже и Лондоне Франко сообщил, что «национальная» Испания будет соблюдать строгий нейтралитет в возможной европейский войне. Узнав об этом, Гитлер назвал шаг «каудильо» «грязным трюком», а Муссолини сказал, что от такого недостойного поведения перевернутся в гробу все павшие в Испании итальянцы. Хордана убеждал фон Шторера, что заявление о нейтралитете продиктовано исключительно слабостью Испании, разоренной войной. К тому же нейтралитет выгоден Германии и Италии, так как в этом случае у французов не будет предлога послать свои войска в Испанию. Гитлер, в принципе, придерживался примерно такой же точки зрения, но разыгрывал из себя обиженного, чтобы иметь еще один, пусть и моральный, инструмент давления на Франко. 25 сентября 1938 года «каудильо» получил из Парижа долгожданные заверения, что в случае нейтралитета Франко может не опасаться французского вмешательства в гражданскую войну к югу от Пиренеев.
Поездку Чемберлена в Мюнхен некоторые республиканские газеты поспешили приветствовать как проявление «твердой и несгибаемой воли Англии» и конец политики «умиротворения» Гитлера. Тем большим было разочарование полнейшей капитуляцией западных держав перед осью Берлин — Рим. К тому же стали просачиваться сведения, что Чемберлен и французский премьер Даладье предложили Гитлеру и Муссолини созвать по образцу Мюнхена конференцию четырех держав для решения испанского вопроса. Министр иностранных дел Франции Жорж Боннэ сказал своему испанскому коллеге Альваресу дель Вайо, что республиканцы должны немедленно искать компромиссный мир с Франко. Республика не возражала, но принудить мятежников к миру могли только Париж и Лондон.
Франко послал Гитлеру верноподданнические поздравления в связи с победой германской дипломатии в Мюнхене и «тяжелым поражением, нанесенным Москве». Одновременно франкисты еще раз подтвердили, что их целью является полная и безоговорочная капитуляция республики. Но фон Шторер сообщал в Берлин, что без дополнительных поставок оружия из Германии и Италии Франко не выиграет войну и будет вынужден пойти на компромисс. Германский дипломат не ошибся. В середине октября «генералиссимус», с которого бои на Эбро сбили прежний гонор весны 1938 года, обратился к Германии с просьбой срочно поставить ему 50 000 винтовок, 1500 легких и 500 тяжелых пулеметов, а также 100 75-мм орудий. Только получив это вооружение, «националисты» смогут перейти в решительное наступление.
