Ты, Саша, внимательно посмотри вокруг. Я не хочу называть тебе фамилий, но ты знаешь людей, на которых бы тебе стоило опереться, и, опираясь на них, ты решил бы все свои проблемы. Я еще раз говорю, что своей беседой, этим разговором я от души хочу тебе помочь.
Сейчас мы все живем, и наша партия, и братские партии, Братиславской встречей и документами Братиславского совещания. Я тебе чистосердечно, откровенно, прямо высказал все наши сомнения. Мы не требуем ничего большего. Давайте выполним то, о чем договорились, и ни грамма больше. На твой вопрос, как тебе быть, я могу тебе ответить. Если ты хочешь, чтобы мы не ссорились, давай выполним то, о чем мы договорились. Давай дадим надлежащий коммунистический отпор правым силам. Им надо нанести удар до съезда. Удар такой, после которого они бы не оправились, и только в этом случае Коммунистическая партия Чехословакии с хорошим лицом придет на съезд.
Дубчек: А разве вы думаете, мне этого не хочется?
Брежнев: Нет, не думаю, я тебе верю, Саша. Верю, что все то хорошее, чего мы тебе желаем, ты воспримешь как должное, что ты поймешь, что мы готовы для тебя на любую помощь. Но я прошу тебя понять, что если вы не выполните все, о чем мы договорились, я еще раз подчеркиваю, именно то, о чем мы договорились, потому что ничего нового, никаких новых вопросов я перед тобой не ставлю, то это будет конец доверию. Ведь весь смысл нашей встречи в Чиерне-над-Тиссой состоит в величайшем доверии друг к другу…
Дубчек: Подождите все-таки, Леонид Ильич, до пленума.
Брежнев: Но если этот пленум будет скоро, то, конечно, я подожду, и мы подождем.
Дубчек: Я, Леонид Ильич, хорошо понимаю Ваши добрые намерения, прошу учесть и наши трудности».
Разговор закончился еще одним «твердым» обещанием Дубчека: «Я Вам обещаю, товарищ Брежнев, сделать все необходимое для того, чтобы выполнить нашу договоренность».
Брежнев, видимо, окончательно расстроенный разговором, тем не менее обещал внимательно следить за развитием событий. Он все еще думал, что Дубчек на президиуме в этот же день выполнит свои обещания и хотя бы поставит вопрос о выполнении чиернских договоренностей: «Я тебя еще раз убедительно прошу, передай привет всем своим товарищам по работе и расскажи о той тревоге, которую я тебе выказал». Брежнев и Дубчек решили переговорить по итогам заседания Президиума ЦК КПЧ.
Первый секретарь ЦК КПЧ давал Брежневу «твердые» обещания, хотя публично отрицал наличие каких бы то ни было договоренностей по итогам переговоров в Чиерне. Дубчек ничего не передал от Брежнева «товарищам по работе» и вообще, как уже упоминалось, скрыл сам факт разговора. Не собирался Дубчек и говорить с Брежневым после окончания заседания президиума – просто потому, что ему нечего было сказать.
Следует отметить, что ЦРУ в своем анализе от 17 августа разделяло точку зрения Брежнева, что, вопреки обещаниям Дубчека, чехословацкая пресса не прекратила печатать антисоветские статьи. Американская разведка приводила пример газеты «Литерарни листы», которая в номере от 9 августа обвинила СССР в «психологической войне» против Чехословакии
[820]. Советская же пресса, писало ЦРУ, пока воздерживается от критики чехословацкого руководства, несмотря на то, что братиславские договоренности Прагой явно не выполняются.
В своих мемуарах Дубчек прямо пишет, что в разговорах с Брежневым он тянул время и спешно готовил чрезвычайный съезд.
В коммюнике о заседании Президиума ЦК КПЧ 13 августа ничего не говорилось ни о каком пленуме ЦК. Главными вопросами повестки дня были названы подготовка к съезду и проблемы федерализации. Президиум решительно выступил против нападок на Народную милицию: «Президиум ЦК КПЧ снова отверг ни на чем не основанные атаки против Народной милиции, которая является частью оборонной системы нашей республики и одной из гарантий социалистического характера процесса возрождения в нашем обществе». Высказалось руководство КПЧ и в отношении «Авто-Праги», осудив «недемократичные формы кампании, развязанной вокруг этого письма». «…Президиум считает неприемлемым, чтобы против авторов письма и тех, кто его подписал, были предприняты какие-либо меры, которые угрожали бы их существованию»
[821]. Однако само письмо президиум не одобрил, и это о многом говорило.
Президиум ЦК высказался и против «хулиганских» действий участников пражского «Гайд-парка». Причем Смрковский предлагал просто разогнать его силами полиции и Народной милиции. Но президиум возмутил, скорее, не сам «Гайд-парк», а то, что он вышел из-под контроля. Ведь 300 молодых людей (в основном студентов) устроили 8 августа несанкционированную демонстрацию у здания ЦК КПЧ, требуя «правды» о переговорах в Чиерне и в Братиславе. Толпа кричала «А ну вылезайте!», «Что, боитесь?». Такая «демократия» «реформаторам» уже была не нужна.
Министр финансов Чехословакии Сухарда с большим скепсисом оценил результаты «патриотической» кампании по сбору средств в Фонд республики, которая набрала обороты как раз в преддверии встречи в Чиерне. В фонд на счет № 2171 к 13 августа 1968 года было перечислено 148 567 918 крон. Но Сухарда заметил, что эти деньги дают в основном предприятия, многие из которых сами неэффективны и получают субсидии из бюджета. Таким образом, бюджетные деньги просто частично возвращаются обратно. Гораздо большей помощью республике была бы, по мнению министра финансов, нормальная, но эффективная работа каждый день
[822].
В Москве между тем поддерживали плотный контакт со «здоровыми силами» в Президиуме ЦК КПЧ и чехословацком правительстве. И поэтому быстро стало ясно, что ничего Дубчек выполнять не будет. Именно после 13 августа Политбюро ЦК КПСС решило, что другого выхода, кроме вооруженного вмешательства, нет.
А КПЧ тем временем прогрессирующе разваливалась. На активе партийной организации в Брно Шпачек вдруг сказал, что предстоящий съезд должен срочно выработать новую генеральную линию партии. И это притом, что Программа действий КПЧ была принята только в апреле, то есть четыре месяца тому назад. Но для таких, как Шпачек, она уже была, видимо, документом вчерашнего дня. Шпачек очень тепло отозвался о Гольдштюкере, сказав, что ценит его с каждым днем все больше и больше как сторонника «консолидации общества». Назвать Гольдштюкера сторонником консолидации было смелым решением, ведь именно он требовал разгона Народной милиции.
Между тем 15 августа 1968 года в Чехословакию прибыл другой «диссидент» социалистического лагеря – румынский лидер Чаушеску, правивший в своей стране не менее диктаторскими методами, чем сам Тито. Этого диктатора тоже встречали восторженные толпы. Формальным поводом было заключение нового договора между Румынией и ЧССР о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи (срок действия прежнего такого договора истек).
«Реформаторы» в Праге хотели обязательно взять реванш за не очень-то убедительный визит Тито. И Чаушеску их не подвел, говоря на каждом шагу о поддержке политических процессов в Чехословакии. «Позвольте мне, дорогие друзья, использовать эту возможность для выражения симпатии и доверия, с которыми румынский народ наблюдает за активностью, которая сейчас разворачивается в Чехословакии по инициативе и под руководством КПЧ»
[823].