Грубость Шелеста объяснялась тем, что он был возмущен раздававшимися в ЧССР со страниц СМИ требованиями возврата Чехословакии Закарпатской Украины. К тому же на Украину стали поступать отпечатанные в Чехословакии экземпляры манифеста «2000 слов».
В отличие от главы чехословацкой делегации Дубчека, Биляк нарисовал картину опасного кризиса, активности антисоциалистических сил, поддерживаемых американским империализмом, подчеркивал необходимость принятия партией решительных контрмер. Член советской делегации Пономарев в кулуарах назвал его мужественным коммунистом, а его выступление – исключительно смелым.
«Знаете, Дубчек слабохарактерный, им крутят и мутят воду другие», – говорил советским журналистам Шелепин
[780].
В то же время Дубчек, верный своей прежней тактике «больше слов – меньше дела», представил советской стороне доклад о методах контроля над СМИ. А министр внутренних дел Павел в первый день переговоров в Чиерне распространил среди редакторов и издателей средств массовой информации список не подлежащих оглашению секретных сведений
[781].
Когда Дубчек сослался на потоки писем и телеграмм в поддержку курса КПЧ, Брежнев пренебрежительно заметил, что и сам может организовать «тонны» подобных посланий.
Но советский лидер был искренне настроен на то, чтобы все-таки избежать военного решения чехословацкого вопроса, на чем еще в Варшаве настаивали Ульбрихт, Гомулка и Живков. Для того чтобы сдвинуть саммит с мертвой точки, были проведены переговоры и Дубчека с Брежневым один на один, и встречи «руководящих четверок»: с советской стороны Брежнев, Подгорный, Косыгин и Суслов, с чехословацкой – Дубчек, Свобода, Черник и Смрковский.
На третий день переговоров Дубчеку сообщили, что Брежнев заболел и остался в своем вагоне. Из этого Дубчек заключил, что Брежнев уже не хочет связывать свое имя с провальной встречей. Он отправился к Брежневу, которого застал в пижаме. Советский лидер жаловался на усталость и головные боли.
В конце концов, именно на переговорах Дубчека с Брежневым и был достигнут прорыв. Обе стороны условились:
– КПЧ восстановит контроль над СМИ в ближайшее время;
– взаимная полемика в СМИ немедленно прекратится (этот пункт был включен по просьбе Дубчека);
– органы госбезопасности ЧССР будут выведены из состава МВД, и новый орган госбезопасности возглавит заместитель министра внутренних дел Вильям Шалгович
[782], которому в Москве доверяли;
– будут распущены все незаконные политические клубы и партии;
– будут отстранены от должностей Кригель, Цисарж и директор телевидения Пеликан.
Последнее обязательство Дубчек дал на личных переговорах с Брежневым и скрыл его от самих Кригеля и Цисаржа.
Что касается разделения органов МВД и госбезопасности, то Смрковский (как глава парламента) заверил, что обеспечит принятие соответствующего закона в течение пяти дней. Позднее он говорил, что все обязательства чехословацкая сторона обещала выполнить к концу августа на созванном для этого пленуме ЦК КПЧ.
В отношении политической оппозиции Кригель сказал в Чиерне, что правительство не допустит ее существования, даже если для этого придется прибегнуть к помощи Народной милиции
[783]. Советской стороне показали полученное Президиумом ЦК КПЧ письмо учредительного комитета социал-демократической партии, в котором говорилось, что комитет приостанавливает свою работу.
Ничего невыполнимого в этих условиях не было, но Дубчек обещал взять СМИ под контроль и ранее. Однако на этот раз он обязался выполнить сугубо конкретные вещи: отстранить конкретных людей и разделить МВД и госбезопасность.
Естественно, выполнение этих договоренностей лишило бы Дубчека ореола лидера «пражской весны», и он уже в который раз ничего выполнять не собирался. Тем более что Цисарж и Кригель были любимчиками СМИ и интеллигенции, и Цисарж видел себя на посту главы Чехии после завершения федерализации страны. Связываться с ними для Дубчека было делом опасным – так и его самого могли зачислить в «консерваторы». Поэтому по-прежнему главным для Дубчека было оттянуть время до чрезвычайного съезда КПЧ, чтобы там окончательно избавиться от «консервативных» оппонентов в ЦК и его президиуме.
Проблема была еще и в том, что все обещания Дубчек взял на себя либо на переговорах один на один с Брежневым, либо в рамках встреч «четверок». Большинство Президиума ЦК КПЧ, прежде всего оппоненты Дубчека (Биляк, Кольдер и Индра), ничего об этих обещаниях не знало. Что касается обещания отстранить Цисаржа, Кригеля и Пеликана, то Дубчек и спустя годы от этого открещивался.
Косыгин, со своей стороны, в Чиерне согласился предоставить Чехословакии крупный заем, хотя и не в валюте, а зерном. Было условлено, что уже 1 августа (в день окончания переговоров) министерства внешней торговли СССР и ЧССР начнут переговоры о заключении советско-чехословацкого торгового соглашения на 1969 год.
Брежнев предложил созвать новую встречу лидеров стран ОВД, но уже с участием Чехословакии, для того чтобы торжественно продемонстрировать всему миру восстановленное единство и похоронить июльские разногласия.
Дубчек сразу же стал юлить. Он не хотел фиксировать конкретные договоренности перед лицом всех участников Варшавского договора. Опять появилось требование пригласить на встречу румын и югославов. Потом Дубчек просил провести встречу после визитов Тито и Чаушеску в ЧССР.
Но эту, отнюдь не новую, тактику проволочек без труда разгадала советская делегация. Политбюро сообщало партийным организациям КПСС 8 августа: «Чехословацкие товарищи попытались оттянуть предложенное совещание, ссылаясь на предстоящие визиты президента СФРЮ И. Тито и румынской делегации во главе с Н. Чаушеску, выдвигали контрпредложение: пригласить на это Совещание представителей РКП (Румынской компартии – Прим. автора.) и СКЮ (Союз коммунистов Югославии, правящая партия СФРЮ), видимо, с расчетом, что эти партии, выступившие против Варшавского письма, поддержат ошибочную позицию руководства КПЧ. После довольно острого обмена мнениями делегация КПЧ отложила визиты тт. Тито и Чаушеску и согласилась на немедленное проведение совещания в Братиславе»
[784].
Дубчек утверждал, что он лично с Брежневым (когда тот болел в своем вагоне) согласовал принципиальный момент – в будущем совместном заявлении не должно быть пассажей из «варшавского письма». Дубчек очень хотел, чтобы чехословацкие СМИ видели его победителем «при Чиерне». Ведь если переговоры со странами Варшавского договора завершились бы фактическим дезавуированием «варшавского письма», то это и можно было бы подать СМИ как победу «реформаторского руководства» КПЧ. Брежнев против этого не возражал – ему было важнее не внимание СМИ, а стремление избежать-таки военного решения проблемы.
