Это откровенная и злобная попытка очернить перед чехословацким народом, перед мировым общественным мнением всю Коммунистическую партию, изобразить ее «великодержавной организацией», притягивающей «трусов и людей с нечистой совестью». Даже самые отъявленные враги, с которыми боролись коммунисты в разное время, не рисковали говорить таким языком о Коммунистической партии, партии, которая шла в авангарде народа в годы острейшего столкновения с фашизмом и его пособниками, которая в жестокой борьбе с внешней и внутренней реакцией вела чехословацкий народ к социализму».
В письме проводилась мысль, что руководство КПЧ фактически мешает собственной партии бороться с антисоциалистическими силами: «Складывается, товарищи, поистине странное положение. Рабочие коллективы, народная милиция, партийные организации, члены Центрального Комитета требуют обуздать правые антисоциалистические силы, принять конкретные и эффективные меры по укреплению позиций социализма. Казалось бы, ЦК КПЧ, и, в первую очередь, Президиум ЦК должны были бы поддержать эти требования, опереться на них в борьбе за нормализацию обстановки в партии и стране. На деле происходит иное».
Червоненко поручили передать письмо Дубчеку и на словах предложить ему принятие следующих конкретных мер:
– выпустить Обращение от имени ЦК КПЧ к рабочему классу и подчеркнуть в нем: «действия антисоциалистических сил приобретают все больший размах и все большую опасность. Свидетельством этого является заявление „Две тысячи слов“… в котором фактически изложена программа контрреволюции»
[689];
– на основе этого обращения провести по всей стране собрания первичных партийных организаций, а также собрания трудящихся на предприятиях и в кооперативах, в учебных заведениях;
– овладеть органами пропаганды, сменив там редакторов. Рассмотреть вопрос об этом на одном из ближайших заседаний Президиума ЦК. Прежде всего «укрепить» редакцию «Руде право»;
– «было бы целесообразно», чтобы «2000 слов» осудил Национальный фронт;
– предпринять меры против оппозиционных организаций. «Особую опасность представляет настойчивая попытка явочным порядком, хотя бы на условиях нелегального существования, возродить социал-демократическую партию. Если против этой попытки не будут приняты самые решительные меры, и партия в какой бы то ни было форме возобновит свое существование, тем самым будут дискредитированы возможности нынешнего руководства по овладению обстановкой и открыты широкие ворота для организованной деятельности контрреволюции»;
– провести демонстрацию Народной милиции в Праге и других городах под лозунгами: «Защитим социализм в Чехословакии!», «Дадим отпор антикоммунистам!», «Отстоим дружбу Чехословакии с Советским Союзом и другими социалистическими странами!». Как и в феврале 1948 года, Народную милицию советовали привлечь для занятия редакций оппозиционных СМИ, если в этом возникнет необходимость;
– «необходимо активно и регулярно проводить политическую работу в армии. При этом подчеркивать, что антисоциалистические элементы, как об этом говорит заявление „Две тысячи слов“, имеют в виду взять в руки оружие для определения направления политики правительства Чехословакии. Для отпора этим элементам важно сплотить все здоровые силы чехословацкой армии. Договориться с президентом Л. Свободой о выступлении его с обращением к армии по этому вопросу»;
– «необходимо обратить особое внимание на опасное положение, которое создалось в органах безопасности. В связи с позицией и поведением министра внутренних дел, целесообразно быстрее осуществить намеченное Президиумом ЦК КПЧ выделение органов безопасности из ведения МВД, укомплектовать их руководство верными Президиуму ЦК КПЧ коммунистами».
Таким образом, ЦК КПСС фактически рекомендовал Президиуму ЦК КПЧ осуществить меры, которые были намечены на майском пленуме ЦК КПЧ. При этом никаких незаконных шагов Москва не предлагала.
Примерно такие же по содержанию письма Дубчек получил и от руководящих партийных органов ГДР, Польши, Венгрии и Болгарии. Дубчеку сразу бросилось в глаза, что тональность писем все же разная. Самые жесткие пришли из Варшавы и Берлина, а самое «мягкое» – из Будапешта.
Это и предопределило тактику Дубчека, похоронившую через месяц весь чехословацкий «реформаторский эксперимент». Дубчек решил избегать встречи со всей «пятеркой ОВД» и вместо этого вести двусторонние переговоры, чтобы вызвать среди стран Варшавского договора еще большее расхождение во мнениях на события в Чехословакии. Кроме того, чтобы не выглядеть явным «саботажником» встреч ОВД (ведь Чехословакия была членом этой организации), Дубчек решил требовать участия на таких встречах Румынии и Югославии. Заметим, что Югославия даже не состояла в ОВД, а Румыния фактически приостановила работу в этой организации. Но Дубчек всего лишь хотел выдвижением такого требования сорвать встречу ОВД по вопросу о Чехословакии. Он не рассчитывал на реальную поддержку Тито или Чаушеску – главное было выиграть время и завершить выборы делегатов-«реформаторов» на чрезвычайный съезд.
В этом Дубчеку и его сторонникам «2000 слов» очень помогли. Многие партийные организации (особенно в учебных и научных заведениях, а также в творческих союзах) в нарушение резолюции Президиума ЦК КПЧ поддержали манифест. На выборных партийных конференциях развернулась настоящая травля «догматиков», к которым причислялись все, кто осмеливался критиковать «2000 слов».
Именно поэтому Дубчек нарушил тот пункт постановления Президиума ЦК КПЧ, в котором ему предписывалось выступить с критикой «2000 слов» по телевидению. Выступить-то Дубчек выступил, но про манифест не сказал ни слова. Президиум поручил Индре от имени секретариата ЦК разослать по телетайпу областным и районным организациям выводы президиума относительно «2000 слов». Индра это и сделал. И очень удивился, когда, выступая на городской партконференции в Остраве, член президиума Черник представил это как инициативу самого Индры, на которого СМИ, опять же, набросились как на «догматика».
Между тем, КПЧ стараниями Дубчека и «реформаторов» занималась не борьбой с политическими оппонентами, а зачисткой своих собственных рядов от «догматиков» и «консерваторов».
В последние выходные июня 1968 года в стране прошли чрезвычайные районные конференции КПЧ, хотя до этого обычные конференции уже проходили в марте. На сей раз выбирали делегатов на областные конференции и предлагали кандидатов в делегаты чрезвычайного съезда, а также в состав нового ЦК (который на этом съезде предстояло избрать).
СМИ с удовольствием отмечали, что атмосфера на конференциях была совсем другой, чем в марте, – более «прогрессивной».
Делегатам районных конференций было роздано 60 тысяч анкет с различными вопросами, вернули их 57 тысяч, но обработали почему-то только 40 тысяч
[690]. 88,8 % делегатов высказались за созыв чрезвычайного съезда, и лишь 1,8 % были против. 52 % считали, что у КПЧ хватит сил, чтобы завершить демократические преобразования (довольно слабая вера в собственные силы). Всего 30 % полагали, что партия сможет быстро подготовить своих функционеров к новым демократическим формам партийной работы. Зато 66 % думали, что КПЧ надо разделить власть с другими партиями и организациями.
