В другой лагерь входят ученые, утверждающие, что дети не будут сознательно говорить неправду о травмирующих событиях. Да, их можно сбить с толку соответствующими вопросами, когда речь идет о цвете чьих-то глаз или о том, что они ели на ужин в среду на прошлой неделе. Но если ребенок подвергся сексуальному насилию, он знает, что было, а чего не было. Согласно этой теории, дети, не имея собственного сексуального опыта, не способны фантазировать о сексуальных отношениях достаточно подробно, и их нельзя принудить или психологически обработать до такой степени, чтобы они обвинили в преступлении родителей, учителей или друзей. Дети не будут лгать сознательно.
Как ученый, более двух десятилетий изучающий память, восприятие и силу внушения, я считаю, что ключевое слово, которое важно запомнить, — это не лгать,а сознательно. Изменения в памяти, как правило, протекают на бессознательном уровне, и искажение воспоминаний происходит постепенно, без нашего умышленного вмешательства. И главная проблема не в том, что сбитый с толку ребенок начинает говорить неправду. Дело в том, что как в памяти взрослого человека, так и в памяти ребенка может содержаться ложная и противоречивая информация.
Даже если предположить, что детские воспоминания сопоставимы с воспоминаниями взрослых во всех аспектах, у детей все равно обнаруживаются свои проблемы с памятью. И поскольку мне удавалось заставить взрослых людей вспомнить, что в фильме об автомобильной аварии они видели разбитое стекло, хотя никакого разбитого стекла в нем не было, тот факт, что ребенок вспомнил медведя в фильме, где не было никаких медведей, уже не кажется фантастическим. Все мы, взрослые и дети, схожи в том, что являемся внушаемыми существами.
Попробуем воспользоваться аналогией и представить себе память как кусок глины, который мы держим в руках и согреваем, чтобы слепить из него ту или иную фигурку. Нельзя превратить глину в камень, воду или хлопок, но можно изменять ее форму, месить, мять, сгибать, лепить фигурки людей и животных, создавать орнаменты и рельефы. Но после завершения всех этих манипуляций мы отправляем вылепленную из глины форму в печку нашего разума, где она обжигается и становится прочной и твердой. Так и искажения нашей памяти становятся неоспоримой реальностью. Частично эта реальность отражает действительность, частично является вымыслом, но в нашем мозгу уже сложилось четкое представление о том, «как все было».
Я вспомнила недавний разговор со Стивеном Сеси, профессором Корнеллского университета, автором важных исследований по детской внушаемости. Мы обсуждали развившуюся в обществе общенациональную истерию по борьбе с сексуальным насилием над детьми, и Сеси вспомнил суды над ведьмами в Салеме. Между 10 июня и 19 сентября 1692 года состоялись суды над двадцатью жителями Салема, штат Массачусетс; их обвинили в колдовстве и вынесли им смертные приговоры, которые были быстро приведены в исполнение.
Какие же доказательства были у судей против этих так называемых ведьм и колдунов? Слова детей. В качестве главных обвинителей выступали дети в возрасте от пяти до шестнадцати лет. Именно они дали самые важные свидетельские показания, например, утверждали, что видели, как «ведьмы» превращаются в черных кошек, по ночам летают на метлах над пастбищами и разговаривают с насекомыми, которые потом влетают в тела детей и вонзают коготки им в животы. Доказательством против обвиняемых стало также то, что при виде ведьмы дети испытывали апоплексический удар или впадали в полный паралич или изрыгали гвозди и булавки (тридцать или даже больше за один раз) в присутствии судей, присяжных и зрителей.
— Мы никогда не узнаем, были ли обвинения этих детей сознательной ложью, или они действительно верили, что говорили правду, — сказал Сеси, — но в записях реальных бесед с салемскими детьми несомненно присутствуют наводящие вопросы, суггестивные высказывания, инсинуации и откровенные попытки родителей, чиновников и судей убедить детей в том, что они видели колдовство. К тому же у нас есть публичные покаяния, сделанные через много лет.
Сеси прочитал отрывок из книги «Колдовство в деревне Салем» (Witchcraft in Salem Village), которую написал в 1892 году У. С. Невинс. На странице 250 этой книги изложено признание самой известной девочки-обвинительницы Энн Патнам своему пастору в 1706 году, через четырнадцать лет после процесса над салемскими ведьмами:
Я смиренно принимаю перед Богом печальный и унизительный удар судьбы, постигший семью моего отца в 1692 году, когда я, будучи ребенком, согласно промыслу Божьему, превратилась в инструмент обвинения нескольких лиц в тяжком преступлении, в результате чего их лишили жизни. Сейчас у меня есть достаточные основания и веская причина считать, что эти люди были невиновны и что Сатана ввел меня в заблуждение, обманул меня в то печальное время. Поэтому я справедливо опасаюсь, что я и другие, по неведению и непреднамеренно, послужили орудием и навлекли на себя и на эту землю грех за невинную кровь. Перед Богом и людьми я могу честно сказать, что сказанное или сделанное мной в отношении любого человека было обусловлено не злобой, не преступным намерением и не злым умыслом, ничего подобного ни к кому у меня не было, но я сделала это по неведению, будучи обманута Сатаной… я хочу лежать в пыли и быть униженной за то, что я вместе с другими стала причиной столь большого горя для этих людей и их семей.
Вечером 14 августа 1985 года, накануне дня, когда мне предстояло давать показания в суде по делу Тони Эрререса, мы с Марком Курцманом провели три часа в номере гостиницы в Чикаго, просматривая фильмы, которые Кэти и Пейдж видели более года назад в лагере. Мы искали детали, которые ум ребенка мог бы истолковать неправильно. Курцман указал на летающую блондинку и маленького человечка с остроконечной шляпой, но никто из нас не смог найти в этих фильмах ничего, что можно было бы счесть порнографическим контентом.
Позже мы обсуждали мои показания. Курцман вел себя непринужденно и спокойно, одет он был в хлопковый костюм марки Banana Republic, на щеках глубокие морщины от улыбок, на лице темная щетина. Ему бы еще хлыст в руку, и он стал бы весьма похож на опытного дрессировщика львов.
— Вы все еще верите, что Тони невиновен? — спросила я Курцмана.
— Убежден в этом, — решительно ответил он. — У меня в этом нет ни малейшего сомнения.
На следующее утро в суде Курцман был одет в прекрасно сшитый костюм и неяркий шелковый галстук, а его лицо было чисто выбрито. Он подошел к свидетельской трибуне с нахмуренным лбом и, глядя мне в глаза, осторожно провел меня через обычный длинный и скучный перечень вопросов (пожалуйста, назовите ваше имя, работаете ли вы в настоящее время, какое у вас образование, являетесь ли вы членом какого-либо почетного общества, являетесь ли вы автором учебников или статей), а затем перешел к сути дела.
— Вам известен термин «имплантат памяти»?
— Да, этот термин относится к ситуациям, которые я всесторонне изучаю в своей лаборатории последние десять или двенадцать лет. — Я — сознательно — выпрямилась, откинула плечи назад и выставила вверх подбородок. Эти жесткие деревянные стулья в этих узких деревянных ящиках сделаны так, что, наклонившись, с них легко вывалиться вперед. — Если человек присутствовал при каком-либо инциденте или сам пережил какой-либо инцидент, иногда после окончания инцидента он может получить новую информацию. Эта новая информация может передаваться ему в виде наводящих вопросов, или свидетель может нечаянно услышать рассказ другого свидетеля об этом событии. Во многих случаях новая информация будет включена, или имплантирована, в память свидетеля и дополнит ее путем изменения, трансформации, «загрязнения» или искажения первоначальных воспоминаний.
