Вы чью работу делаете?
Мы Божью делаем работу.
Когда Господь придет за нами,
Он утрет нам слезы с лица
И вознесет нас на небеса,
В Своих руках Он нас вознесет.
Мфумо ушел, чувствуя свою бесполезность и бессилие. Конечно, он напишет обо всем, что он увидел и услышал, но много ли от этого будет пользы? И пение это он почему-то воспринимал, как укор. Мфумо сразу же рассказал, не жалея красок, обо всем увиденном, особенно о погорельцах, командиру полка. Тот подумал, почесал голову под своей пятнистой панамкой и приказал отрядить треть солдат от каждого подразделения на строительство жилищ в этом селении.
— Вдруг сезон дождей начнется в этом году раньше? — этим вопросом неизвестно к кому он оправдывал свои далеко не служебные действия.
Он, конечно, рисковал. На него могли донести недруги, что он не стал преследовать противника, а задержался и дал тому возможность укрепить свои позиции. Но на войне все время приходится рисковать: и в бою, и между боями. Тот, кто тебя не любит, понимает твои слова и дела по-своему. Истину всегда признают с некоторым опозданием. Ведь и банан только тогда приносит плоды, когда стебель его засыхает.
Вечером того же дня Мфумо сидел на расстеленном куске брезента со своими товарищами по офицерской палатке, перед керосиновым фонарем и большой посудиной из высушенной тыквы с пальмовым вином. А лучшей закуской к нему, как известно, служат клубни вареной маниоки, тонко нарезанные и в маслянистом, наперченном соусе, густом от толченого земляного ореха. И вино, и еду удалось купить у местного жителя, который с приближением военных действий погрузил провиант на тележку, запряженную ослом, взял семью и отогнал скот в густые заросли. Ему повезло еще и в том, что его жилище не сожгли.
Пили вино из больших пластиковых кружек и нашли, что оно не разбавлено. Капитан Мвуби считал себя знатоком туземных напитков и поэтому убежденно заявил:
— Это вино из сока масличной пальмы, и оно не слишком перебродило. А вот из пальмы рафии оно всегда какое-то водянистое.
Стали вспоминать пословицы, связанные с пальмовым вином. Кто приведет лучшую, решили все, получит лишнюю кружку. Мфумо привел целых две: «как делаешь надрезы на пальме, так и будешь пить вино» и «не ругай винодела, пока пальмовое вино не выпито». Но премия досталась Мвуби, который сказал:
— Когда говорят, что пальмовое вино кончилось, посуду от него не прячут.
При этом он торжественно потряс тыквенной бутылью, в которой красноречиво плеснулась влага.
Мфумо подумал, что о вине говорили, чтобы обойти тему войны, но эта тема была как единственная тропинка по гребню горы.
— Вот, кажется, все знают, кто эти мятежники и из кого состоит их дивизия. Это сплошь выходцы из тех племен, которые всегда раньше поставляли головорезов и угонщиков скота. А почему тогда некоторые их поддерживают?
Задавший вопрос Мвуби оглядел всех, как учеников в классе, переоценивающих свои знания. Глаза у него уже заметно покраснели от выпитого.
Мфумо счел этот вопрос глупым и сразу дал это Мвуби понять. Ему надоело молчать последние месяцы либо увиливать от ответа.
— А что, по-твоему, прежний режим стоил того, чтобы всем так уж хотелось его защищать? Вспомни, как проходили выборы и что было после них.
— Все-таки в стране был какой-то порядок, а это немаловажно, — с чувством сдержанного одобрения этого режима заявил Мвуби.
— Ты спроси простой народ, вот хотя бы жителей этой деревни. Много им дала власть, начиная с провозглашения независимости? Правильно говорят, что чужая боль спать не мешает.
Мфумо решил оставить эту нескончаемую тему. У него свой счет к прежнему режиму. Он закрыл газету и лишил его работы. А этому служаке Мвуби, видимо, все равно, кто у власти. Лишь бы был порядок.
— Ну и что ты теперь предвидишь? — с мнимым простодушием спросил Мвуби. — Ты ведь в колледже учился, а я нет.
Мфумо разговор стал надоедать. Голова отяжелела от вина, и хотелось спать. Но надо было сказать пару малозначащих фраз на прощанье.
— Начнется вялотекущая гражданская война. Будем ждать вмешательства ООН. Может быть, сам Кофи Анан к нам пожалует, этот профессиональный миротворец.
— Не дождемся, — сказал Мвуби, разливая остатки вина. — Кофи едет только туда, где надо мирить белых людей. Это его возвышает в собственных глазах. В Африку он ездить не любит.
— На правый берег Иордана он тоже не ездит, — колко заметил немногословный лейтенант Хабиби, сын африканской матери и йеменского торговца.
— Это уж точно, — не удержался Мфумо. — Там ему тоже делать нечего. Это запретная для ооновцев территория.
— Американцев не хочет раздражать, — уточнил Хабиби.
— Если разобраться, то нас эти дела касаться не должны, — вдруг с демонстративной прямолинейностью Заявил Мвуби, видимо, вспомнив, что он здесь старший по званию. Но так как выпитое вино на него все-таки действовало, он принялся рассказывать о своей недавней поездке вовремя отпуска в родные места и о том, что его отец совсем не хотел считаться с тем, что сын давно уже не только взрослый, но даже не такой уж молодой мужчина, не говоря о том, что он армейский офицер.
— Расстояние до ближайшего города жители до сих пор определяют так: «До него день ходу, если пуститься в путь с первым криком петуха». И еще они любят говорить: «Наши отцы не ходили в больницы, где пользуют лекарством белого человека, и жили столько, чтобы успеть увидеть своих внуков». А отец мне до сих пор говорит: «Ты не должен есть толченый ямс и пить банановое пиво в чужом доме, кроме того, какой я тебе укажу». Как будто я туда ради этого толченого ямса приехал.
К этому времени все уже постепенно переместились с пола на свои походные кровати. Было слышно, как поблизости ходил часовой и как похрустывала сухая трава под его ботинками.
А Мвуби, которого всерьез потянуло на воспоминания, все продолжал говорить о поездке на родину уже заметно уставшим языком.
— У нас ведь там еще процветает многоженство, и однажды разразился огромный скандал, когда один парень был обвинен в том, что от него беременна одна из молодых жен его отца. Он даже поклялся местным божеством, которое живет в озере, что не касался, как он сам сказал, спелого, но запретного плода. Он доказывал, что его обвинили ложно, когда увидели, что он поднял с земли покрывало, которое сорвал с этой женщины ветер. Меня же отец все время предупреждал насчет городских женщин, которые продали, по его словам, свой стыд на рынке. Я, видно, как-то не так себя вел, и однажды отец мне сказал: «Чем дольше я тебя вижу в этом доме, тем сильнее это огорчает мое сердце». И я уехал. Вот такой у меня старик.
Хабиби задул фонарь, и внутренность палатки обволокла тепловатая тьма. Мфумо знал, что перед утром будет весьма прохладно. Голова заметно шумела от выпитого вина. Перед тем, как заснуть, он с сожалением подумал, что так и не побывал на этот раз там, где живут земляки отца, когда-то бежавшие из своей страны, охваченной войной. Бедный отец. Его вдруг потянуло посетить родной городок, узнать, уцелел ли его дом, живы ли родственники. Он ушел и не вернулся. Когда Мфумо окончил свою учебу, у него нашлись деньги на дорогу, и он решил отправиться на поиски отца. Мать его тогда еще была жива. К тому времени он мог уже прилично объясняться на французском, а в стране, откуда был его отец, этот язык был государственным. У Мфумо были и попутчики, хоть и не протяжении всего пути. Ведь отправляться в такое путешествие опасно одному. Если погибнешь в пути, кто-то должен дать об этом знать родным. Мфумо наводил справки об отце на всем протяжении пути, но ничего узнать не смог. А в его родном городишке отца так и не видели. Что с ним случилось, так навсегда и осталось тайной.
