Рука молодого Неболтая чуть не швырнула пустую ленту в сторону люка. Заряжающий ловко её подхватил.
– Набивай, набивай! Полную давай!
К картечнице подбежал заряжающий Пятаков, держа ленту в двух руках, видимо, из опасения её уронить. Никто не посмел бы сказать, что картечник медленно перезаряжал своё грозное оружие, но к моменту, когда он изготовился к стрельбе, было поздно: «Морской дракон» почти развернулся.
– Михал Григорьич, кормовым вдоль палубы!
Командир опередил своей командой собственного на-чарта на считаные мгновения. А Патрушев, похоже, только её и ждал. Первая граната грохнула солнечным шаром между бушпритом и фок-мачтой, которая на этот раз удержалась. Однако второй взрыв её прикончил. После шестого взрыва оказалось, что пароходофрегат полностью небоеспособен: не уцелела ни одна мачта, дымовая труба улетела за борт, а на палубе разгорался пожар. К тому же одно колесо дышало на ладан. Хуже всего было то, что единственным оставшимся на ногах офицером оказался третий помощник: капитан был убит наповал, а первый и второй помощники попали в лазарет с тяжелейшими ранениями. Несмотря на куда более скромный опыт, чем у старших в должности, третий помощник понял, что сейчас не до участия в бое. Надо спасать корабль.
А русский наглец показал корму и пустился наутёк. Само собой, крики «Ура!» до союзной эскадры не донеслись.
– До сего момента нам везло, – отрывисто молвил командир, чуть-чуть подрабатывая штурвалом, – но сейчас они, если не дураки, встанут в линию, и подойти будет труднее.
На этот раз предвидение сработало точно. Прикрытие броненосцев выстраивало линию, становясь бортами к противнику и готовясь открыть заградительный огонь. Исключение составил лишь «Ль’Альбатрос», спрятавшийся за товарищами.
– Интересно, сколько ему понадобится времени на починку колеса? – вслух поинтересовался старший помощник.
Вопрос не был праздным. Однако ни у одного офицера «Морского дракона», включая командира, не было реального опыта ремонта гребных колёс.
Семаков попытался представить себе объём работ. Установка временных мачт и восстановление такелажа заняли бы часов шесть, самое меньшее, и это если не учитывать всё ещё не потушенного пожара. Нет, до темноты восстановить боеспособность пароходофрегата – это из книжек со сказками.
Однако обсуждать эту интересную тему было некогда. Командир закрутил штурвал. «Морской дракон» пошёл в очередную атаку – и опять по новому плану.
Корабль, повинуясь резким поворотам штурвала, вилял, как заяц, улепётывающий от выстрелов горе-охотников. Первый залп орудий противника прошёл в стороне на расстоянии чуть ли не три кабельтовых.
– Как начну уходить, бить по левофланговому, – отрывисто выплюнул Семаков.
Его глаза стали очень похожи на смотровые щели рубки.
– Кормовой, товсь! Цель – пароходофрегат с левого фланга.
Но эскадра не была намерена спокойно ждать расстрела. Грянул ещё один залп. Корпус «Морского дракона» отчётливо вздрогнул.
– Попали, рассукины дети!
– Вандреич, осмотреться в трюме, доложить о потерях и повреждениях!
Старший помощник знал, к кому обратиться, об этом должен был докладывать Зябков, но сейчас он и его товарищи-трюмные, а также боцман могут быть крайне заняты заделкой пробоины.
По непонятной причине Шёберг довольно долго не появлялся с докладом… Но вот его голова вынырнула из люка.
– Потерь не имеем. Сквозная дыра в обшивке близ форштевня выше ватерлинии, да с другой стороны промяло наружу, но не насквозь. Течь имеется, когда идём на полном ходу, волна от форштевня заливает. Помпы включены, справляются. С починкой плохо: узкое место, там и с кувалдой не размахнешься, и подпоры плохо держатся. Пытаемся.
Мичман только закончил доклад, когда из-за штурвала донеслось: «Поворот!», Патрушев же получил команду на обстрел.
На этот раз первая граната взорвалась чуть выше грот-мачты и примерно посередине между ней и кормовым срезом, вторая, как показалось наблюдателям, рванула рядом со стеньгой (та, понятное дело, улетела), третья начисто срезала трубу и сломала грот-мачту (точнее, то, что от неё осталось). С четвёртой вышло не столь удачно: взрыв вздыбил воду, но, видимо, колесу тоже попало, поскольку корабль тут же начал вываливаться из строя. Пятая граната легла почти точно под форштевень, «Магеллан» дёрнул носом вверх-вниз, но направление вниз оказалось куда лучше обозначенным. Правда, пароходофрегат всё же повернул, но начарт успел заметить дифферент на нос.
– Дыра у него в районе форштевня, течь сильная!
– До мелей дотянет, если офицеры толковые, а матросы расторопные.
Неболтай-младший на этот раз не пригодился: для картечницы дистанция была великовата.
«Морской дракон» снова уходил в открытое море после очередного наскока. Пока командир думал, что делать с пробоиной, из люка высунулся унтер-офицер Зябков:
– Ваше благородие, разрешите доложить?
– Докладывай, братец.
– Так что пробоина ну в очень неудобном месте, изнутри и не подберёшься. А вот снаружи я попробовал бы, в беседке…
[24]
– Запрещаю на ходу что-либо делать!
– Так отойти подальше и лечь в дрейф, я бы в лучшем виде пробоину заварил, и железо подходящее имеется.
– Сколько ж тебе на то времени надобно?
– В полчаса должен справиться.
Семаков чуть поразмыслил. Идти в очередной налёт с пробоиной ему очень не нравилось. Конечно, помпы справляются, но что, если ещё одна дырка случится?
– Боцман!
– Я!
– Вот что, братец, тут младший унтер предлагает заварить железо обшивки снаружи. Возможное ли дело?
– Так точно, вашбродь, однако помощник тут к месту пришёлся бы.
– Хорошо. Зябков, готовь все материалы, а ты, Кроев, будь на баке с двумя беседками. Кого в помощь?
– Шумило, у него и силы в достаче, и руки длинные.
– Будь по-вашему. Через полчаса ляжем в дрейф, тогда начинайте. Только чтоб оба были в рукавицах, да очки тёмные не забудьте. И ещё: главное для нас, чтоб заплатка держалась. Если даже малая течь и будет – потерпим; в порту починочные работы будут уже по всем правилам.
Зябков довольно точно оценил длительность ремонта. Конечно, никто (он сам в том числе) не поручился бы за отсутствие течи, да и внешний вид железного некрашеного квадрата посреди обшивки не радовал глаз, но наводить красоту времени решительно не было.
Трюмные втихомолку радовались возможности передохнуть, а ещё того более: хоть сколько-то быть не под угрозой. Они обменивались впечатлениями между собой и с палубными:
