Далее последовал панегирик гуманным устремлениям французских военных и их галантному отношению к дамам вообще и к дамам-медикам в частности.
Васильчиков с отменным вниманием выслушал и ответил самым холодным тоном:
– У нас нет никаких оснований доверять французам в этом отношении. Скорее есть причины для глубокого недоверия. Решать и обещать что-либо за их командование вы не можете. А так как французских представителей здесь нет, то предлагаю прервать переговоры.
Англичанин решился использовать последний резерв:
– Ваше сиятельство, в военных обычаях всех народов заключать перемирие на период проведения переговоров.
– Ставлю вас в известность, что российские армия и флот строго придерживаются этого достойного обычая. Вы, должно быть, заметили: пока эти переговоры велись, в вашу сторону не выпалила ни одна пушка. Но мы не собираемся как-либо ограничивать себя на время перерыва в переговорах.
Говорить больше было не о чем. Последовало наивежливейшее прощание.
Глава 28
К отправке предполагалось несколько прошитых стопок бумаги с записями. Стопки делались такой толщины, чтобы их можно было пропихнуть в портал. В них Мариэла добросовестно фиксировала результаты своих трудов по постановке конструктов в условиях массовой работы, описывала наиболее интересные случаи, предлагала разнообразные методы экономии энергии.
По мнению Мариэлы, почтеннейшая вполне могла разрешить переработку собранного материала в диссертацию – или указать на необходимость сбора неких дополнительных данных. Разумеется, будущая диссертантка рассчитывала на первый вариант. Материал, который подготовила ученица, мог показаться наставнице сыроватым. Пожалуй, не стоило в этом обвинять госпожу магистра: опыта написания докторских диссертаций у неё не было.
Но у посылки была вторая часть: личное письмо к наставнице. Оно уместилось на одном листке.
Гонцы из Гильдии, как всегда, были исполнительны и аккуратны. Почтеннейшая Моана ничего другого от них и не ожидала.
Отчёт от Сарата был ничуть не толще предыдущего. По привычке, обретённой ещё в университетские времена, госпожа академик сначала бегло просмотрела содержание. Потом тот же отчёт был прочитан уже внимательнейшим образом и с пером в руке. А потом глава аналитической службы отошла от канона, сняв с полки предыдущие отчёты. Бумажная колонна получилась высотой чуть ли не с бочонок.
Моана принялась листать бумаги, перенося то отдельные фразы, то целые параграфы на лист бумаги. Ещё потом она мысленно стала прокручивать в уме те факты, что удалось выловить. На этот раз подозрения обратились в уверенность. И любящая жена немедленно начертала письмо любимому супругу с нежной просьбой прибыть в Хорум, дескать, она сама, а также дети без него скучают.
Потом настала очередь второго пакета. Вот он был намного объёмнее первого. Обширный материал черновика (или даже заготовки) докторской диссертации госпожа академик проглядела весьма бегло. Исключением оказалась лишь последняя стопка бумаг, где описывалось преинтересное пулевое ранение в голову с повреждением головного мозга. Этот материал был изучен с одобрительным хмыканием.
Гораздо более пристального внимания было удостоено сугубо личное письмо ученицы. Мало того, что оно было прочитано дважды. Глава аналитической службы Академии задумалась над ним, будто оно было важным донесением разведки. И даже больше того: на это вроде личное послание был тут же написан ответ с тщательным обдумыванием текста.
По сигналу медного гонга в кабинете появилась секретарь. Надо заметить, внешность этой достойной девы вводила в заблуждение: светлые волосы ниже плеч, пухлые губки бантиком, фигура с излишествами спереди и голубые коровьи глаза без малейшего признака интеллекта. В результате рядовые посетители думали, что сия девица являет собой дуру из дур. Умные посетители полагали, что Моана не стала бы держать при себе совсем уж безнадёжную разумом, так что этот экземпляр не должен быть полностью и непроходимо глуп. И лишь единицы знали (иногда из горького опыта), насколько холодным, цепким и беспощадно-острым умом обладала эта «корова».
– Селена, вот письма. Отправишь через Гильдию гонцов. – Моана протянула два сложенных листка. – Оба срочные.
Семаков внимательно выслушал разведдонесение. Для него ничего нового в нём не содержалось. Конечно, эскадра с броненосцами отклонилась от наикратчайшего пути. И тут-то российский офицер совершил ошибку.
Как и многие до него, Семаков переоценил собственную крутость. Он предположил, что эскадра опасается его двух кораблей – резонно! – и как раз по этой причине не идёт на Севастополь кратчайшим путём. Основания для такого вывода имелись: скоростные характеристики новых российских кораблей были примерно известны. Любой грамотный тактик подумал бы, что наилучший способ свести к минимуму этот перевес – дать сражение в условиях тесной бухты. А до этого с двумя кусачими русскими кораблями лучше не встречаться вообще.
По долгом размышлении капитан второго ранга решил изловить неприятельскую эскадру в пятидесяти милях к югу от Севастополя, не больше. Никаких проблем с манёврами, не стоит даже думать о мелях и рифах, зато есть все основания ожидать более-менее постоянного ветра, а скорость даже менее резвого «Херсонеса» вполне позволит зайти с наветренной стороны и получить тем самым решающее преимущество над парусниками. Осталось лишь вынести этот план на суд старших офицеров.
– Свезло ж тебе, Фролка.
Неболтай-младший постарался скрыть вполне законное удивление. Попытка кончилась неудачей. Дядька Тихон это заметил и не посчитал за труд дать разъяснения. Они оказались вполне материальными.
– Глянь-ко. – На ладони хорунжего лежала медная подвеска на ремешке с несколькими вправленными в неё странными кусками золота: гранёными, а не округлыми. Неболтай (в который раз) проявил проницательность: – Ты не думай, это не золото, хотя и блестит. Энергический щит – вот как Тифор Ахмедыч назвал эту штуковину. Тебе только и дела, что надеть поверх нательной рубахи. И это вот самое защитит тебя от много чего. Рыжий говорил, что пулю от ихней винтовки или твоей скорострелки отвести может.
– Так ведь у англичан с французами, о турках уж не говорю, таких винтовок и вовсе нету.
– Даже штуцерную пулю может удержать, но только ежели стреляют издалека. С тысячи шагов, примерно сказать. А от летящих щепок так запросто.
– Дядь Тихон, откуда там щепки, корабль-то чисто железный как есть, – осмелился противоречить племянник.
Хорунжий позволил себе снисходительность:
– Ты, малой, не моряцкого занятия, вот и не знаешь. Палубный настил, он дощатый, видал ведь?
– А, ну да, оно, конечно, как есть…
– И не только щепки, заметь. Бомбический осколок, если не очень велик, тоже отразит.
На физиономии молодого ясно выразился глубокий скепсис о возможности поражения осколком. Разумеется, старший не упустил возможности поделиться мудростью и рассказал о том, как морского унтера как раз осколок в самое сердце поразил.
