Но затормозить Ячменёва оказалось не такой простой задачей.
– Вы хотите сказать, Михаил Григорьевич, что у нас может образоваться нехватка гранат?
Князь Мешков неожиданно преобразился. В рубке вместо родовитого барина во флотском мундире вдруг оказался иной человек: опытный и собранный боевой офицер. И речь его стала рубленой и чёткой:
– Нет. Не МОЖЕТ. Она обязательно БУДЕТ.
Никто не пожелал продолжить дискуссию.
У капитана второго ранга Семакова были свои заботы. Он стоял в рубке «Морского дракона», который шёл в двадцать один узел при «Гладкой воде». Никто не посмел бы кинуть камень в этого достойного офицера за то, что он не присутствовал при ходовых испытаниях переделанного пароходофрегата. Погоня за посыльным кораблём союзников точно могла бы это оправдать. Но некая смутная тревога грызла моряка. Сам себе он это объяснил так: «Я чего-то недодумал». Но поймать за хвост совершенно незнакомую мысль не удавалось.
К вышеназванным источникам беспокойства прибавились и другие. Оба помощника как раз присутствовали на борту «Херсонеса». Между тем на «Морском драконе» офицеров отчаянно не хватало. За работу наводчиков командир не опасался, он всецело доверял опыту Максимушкина и Патрушева. Но вот ходовые вахты нести было некому.
Некоторую надежду внушала пластинка, вручённая драконом. Крылатый объяснил, что потоки огня должны превосходно чувствоваться кристаллом на фоне холодной воды, а в начале апреля воды Чёрного моря и в самом деле не балуют теплотой. Но пока что никаких следов посыльного корабля обнаружить не удалось.
Ближе к ночи ветер и не подумал стихать, а дождь даже усилился. Видимость упала до нулевой. Семаков всё же решился отдохнуть, но перед тем вызвал двоих сигнальщиков, показал, как пользоваться сигнализаторами потоков воды и потоков огня, строго приказал будить себя, как только хотя бы один засветится, распорядился дать отдых всей прислуге гранатомётов и отправился в каюту.
Разумеется, выспаться полностью не довелось.
– Ваше благородие, ваше благородие, Мягонький велел доложить: светится тот, что красный.
Поскольку Семаков спал не раздеваясь, то в рубке он оказался через минуту. Короткий взгляд на часы при свете приборов. До рассвета не так уж и много.
– Вот, извольте глянуть, даёт свет…
Тускло-красный огонёк не позволял ошибиться. Хотя…
– Погоди-ка, братец. На руле! Один румб к северу! А ты, братец, посматривай на синий огонёк.
Семаков подумал, что на сравнительно небольшом расстоянии от береговой черты кристалл мог поймать сигнал от костра. Но тогда по мере приближения к берегу сигнал от волн будет меняться.
Сигнализатор-амулет с водным кристаллом был несовершенен. Даже лиценциат, специализирующийся на воде, констатировал бы отсутствие сигнала от волн, разбивающихся о берег. Правда, никто на Маэре не распознал бы сигнал от винта, но почувствовать нечто незнакомое мог не то что лиценциат – даже бакалавр.
– Есть синий, ваше благородие! – И ещё через пятнадцать минут: – Осмелюсь доложить, этот, что даёт синий огонёк, он, похоже, движется.
Тревожные мысли Семаков отставил. С ними можно разобраться в другой раз.
– На руле, так держать!
Не прошло и двух часов, как картина стала ясной: вдоль берега, сливаясь с ним, шёл посыльный корабль.
– А ведь глазом его и не заметить. Та-а-ак… Мягонький, поднять команду по тревоге!
Металл палубы и трапов загремел от топочущих ног.
– Корабль к бою!
С лязгом встали на место железные заслонки.
– Ваше благородие, осмелюсь доложить: не видят нас они, вот на чудотворной иконе поклянусь, что не видят.
И тут же сигнальщик, видимо опасаясь, что ему не поверят, перекрестился на висящую в углу рубки икону.
– Да верю тебе, братец, но и мы их, считай, не видим.
– Да как же нет?! Во-о-он же бурун от носа!
– Это только ты видишь. Максимушкин! Можешь различить противника?
– Никак нет, вашбродь, больно далёк он, и дождь опять же мешает.
– Ты что скажешь, Патрушев?
– Как бы видно, но палить пока не можно. Гранаты зазря пожжём.
– Раз так… – Руки командира двинули часть рычагов вперёд до упора.
Теперь в рубке явственно слышался гул движков.
Никто ни на шлюпе «Ардент» (это он шёл в виду крымского берега, несмотря на очевидные навигационные трудности), ни на «Морском драконе» не стал разбираться, кто именно первым заметил противника.
– Вашбродь, прикажите палить! Ведь достану его, чтоб мне сквозь палубу провалиться!
Одновременно с выкриком Максимушкина завиднелась неясная суета на корабле противника.
– Максимушкин, пристреливайся! Начинай с форштевня! Патрушев, жди команды!
Максимушкин стоял наводчиком, Плёсов был за комендора. Первый выстрел почему-то не попал в корабль, хотя самоприцел вывел ствол на линию. Граната грохнула, коснувшись воды перед самым носом. Бушприт атакованного корабля ощутимо дёрнулся вверх. Ответных выстрелов не было.
– Накрыл его! – заорал в азарте Максимушкин. – А хорош! Дай ещё одну, поближе к фок-мачте!
Видимо, на носу негатора не было. А может, его вообще не было на вражеском корабле. Как бы то ни было, вторая граната взорвалась не в воздухе, а при ударе о палубу, разнеся её в мелкие щепки.
Уже после боя, заворачивая на ост, Семаков подумал, что в результате трёх взрывов и большого пожара вряд ли кто мог успеть спустить шлюпки. Но всё же: если этот шлюп и вправду вёз секретный груз, что сталось с ним?
– Ваше благородие, разрешите доложить. – Это был сигнальщик Мягонький.
– Докладывай, братец.
– Как корабль этот накренился на нас, так на палубу выскочил кто-то, я чин не разглядел, и в руках у него ларец был, так он тот ларец в море бросил.
– Хороши же у тебя глаза, Мягонький! Велик ли ларец был?
– Не могу знать, ваше благородие!
– А как думаешь: ларец тяжёлый?
– Навряд, ваше благородие, он бежал быстро и его нёс… вот этак. – Сигнальщик показал, как этот неизвестный нёс ларец, прижимая его к груди. Руками Мягонький отмерил нечто длиной в английский фут.
– Ну вот, а говорил, не знаешь.
Офицеры с «Ардента» всё же спаслись. Первый взрыв сорвал шлюпку с талей; она, правда, упала в воду днищем кверху, однако её удалось поставить на киль, а воду вычерпали. Капитан и первый помощник были контужены, но их втащили в спасательное средство. Второй помощник в момент обстрела находился в своей каюте. Это его и спасло от травм. Увидев низкий силуэт, знакомый по описаниям, он вспомнил полученное накануне распоряжение, проскочил в капитанскую каюту, схватил железный ящичек и добросовестно швырнул его в волны. Глубина в этом месте составляла не менее полусотни сажен, поднять что-либо оттуда было делом решительно невозможным.
