Правда, один из французских инженеров высказал гипотезу, что никакого бесшумного пороха нет, ибо такового не существует, а ядра приводятся в движение магнетической силой. К чести его коллег будь сказано, они всерьёз стали поверять расчётами это предположение. Простейшие выкладки сразу же показали, что для магнетического метания ядер нужны весьма объёмные катушки Румкорфа, а самое главное – электрические батареи невообразимой мощности. Ни того ни другого на русских укреплениях не наблюдалось.
Со своей стороны, и флотские, и сухопутные английские офицеры склонялись к другой версии. Они упирали на то, что русские по причине отсталости вообще ничего принципиально нового придумать не могут, но даже если немцы на службе у российского императора что-то такое изобрели, то об этом должно было быть известно в Великобритании. Следовательно, имеется некий неучтённый фактор. На это заявление французский инженер-лейтенант с истинно галльским высокомерием, весьма похожим на хамство, ответил, что он согласен с многоуважаемыми английскими коллегами: действительно, немец российского подданства по имени Якоби придумал замечательные морские мины и даже применил их близ Кронштадта. Намёк был прозрачнее некуда: об этом изобретении Королевский флот не имел понятия и принуждён был отойти после того, как эти мины повредили несколько кораблей, о чём англичане в Крыму уже были хорошо осведомлены.
С картечницами дело обстояло ещё хуже. Достоверно было установлено, что на каждом укреплении имеется одна такая. Но так и не удалось выяснить ни одной характеристики этого дьявольского оружия. Анализ мер противодействия дал нерадостные результаты: ввиду того, что стрелок находился в яме, выставив наружу лишь ствол и голову, попасть ядром в такую цель было абсолютно нереальной задачей; можно было бы попробовать накрыть стрелка навесным огнём бомб, но точность стрельбы с закрытых позиций не давала практически никакой возможности решить задачу.
Полученные выводы были доложены в штабах союзников. Настроение штабных снизилось: при такой эффективности русского огня захват укреплений представлялся крайне затруднительным, если вообще возможным.
При обсуждении доклада в английском штабе некий чин предложил использовать метких стрелков для истребления орудийной прислуги и офицеров. Обсуждение проходило бурно. Возражения так и сыпались:
– Джентльмены, как раз против тех самых особо мощных орудий это средство окажется наименее действенным, ведь стрелки не смогут поразить цели, прячущиеся за орудийными щитами.
– Тогда пусть отрядят опытных егерей, привыкших долго ждать в засаде. Рано или поздно кто-то из обслуги выйдет из-за щита…
– Допустим, этот егерь-штуцерник дождётся своего шанса. Но от потери подносчика бомб ущерб невелик.
– Но если тот уронит бомбу, а та взорвётся…
– Не было ни одного случая взрыва этих бомб на русских позициях, и даже больше скажу: бывало, что они не взрывались в нашем расположении…
– Джентльмены, обращаю ваше внимание: при сколь угодно умелой и расторопной обслуге этих пушек без грамотного командира, распределяющего цели, эффективность их неизбежно снизится. Офицеры – вот приоритетная цель!
– Согласен, но как её поразить? Мой опыт гласит: ни один стрелок, сколь бы хорош он ни был, не сможет попасть в человека, находящегося на расстоянии тысячу ярдов.
В обсуждение вмешался французский офицер связи в чине майора. В его служебные обязанности входило присутствовать на подобных совещаниях, слушать внимательно и докладывать в свой штаб. Обычно он так и делал, но на этот раз высказался:
– Господа, если позволите, могу предложить решение: траншеи, которые позволят расположить стрелков на расстоянии, скажем, до трёхсот метров. Для меткого пехотинца со штуцером этого будет достаточно.
Английские офицеры переглянулись. Высокая репутация французской военной школы в части тактики в очередной раз подтвердилась. Решение было принято. Его представили лорду Раглану. Тот дал согласие и распорядился официально известить о своём решении французов.
И в очередной раз сапёры принялись копать траншеи. Дело шло не быстро: по приказу из штаба земляные работы старались проводить по возможности скрытно.
Второй ночной рейс боцманмата Кроева со товарищи прошёл куда менее гладко, чем первый. Виноватой оказалась предательница луна.
На этот раз сложенные ящики нашли без труда. Правда, по тяжести они не уступали вчерашним, но Кроев, таскавший наравне с другими, проворчал, что-де хоть и тяжелё-шеньки будут, но на обратном переходе отдохнём.
Полная луна заливала ясным светом ночной пейзаж. Волнение было небольшое; офицеры оценили бы его в три балла. Не стоит удивляться, что баркас, огибавший в тот момент мыс Херсонес, мгновенно заметили на лунной дорожке с турецкого парусника, шедшего в сторону Балаклавы.
Сидевший на руле Кроев отреагировал почти мгновенно, переложив курс на зюйд и прорычав:
– Полный вперёд!
На всякий случай боцман сопроводил команду комментариями и пояснениями, хотя в них нужды не было.
Турецкий капитан оказался грамотным. Сначала он привёл свой корабль под ветер, оказавшись с баркасом на параллельных курсах. Турок рассчитывал догнать русских и взять на абордаж, но очень скоро понял свою ошибку: судёнышко резво разгонялось без вёсел и паруса, то есть приводилось в движение машиной. В состязании с ней паруса корабля, идущего в полном грузу, могли проиграть.
– Юсуф, мы можем достать русского из пушек?
Старший помощник Юсуф сразу понял мысль капитана. На успех погони можно было рассчитывать, только повредив корпус удирающего баркаса или, в крайнем случае, машину.
– Картечью, эфенди.
– Командуй, топчи-баши
[13]. – Этим титулом капитан выказал чуть насмешливое уважение старшему помощнику.
Артиллеристы не проявили большой расторопности, если судить по английским, французским или русским меркам. И всё же не прошло и двух минут, как первое из трёх бортовых орудий рявкнуло, посылая картечь в сторону баркаса, который к тому моменту находился на дистанции около двух кабельтовых. Выстрел был из удачных. Баркас заметно вздрогнул корпусом.
– Затыкай пробоины! Вычёрпывай!
Одна из образовавшихся дырок в борту, собственно, не нуждалась в срочном ремонте, ибо находилась чуть ниже самой близкой к носу уключины. Со второй было хуже: она располагалась почти на ватерлинии, и вода хлестала сквозь неё неравномерной струёй, но ближайший матрос заткнул пробоину своей бескозыркой.
Пока экипаж трудился, вычёрпывая воду парой черпаков, ахнула вторая пушка и почти сразу вслед за ней третья. Вот она-то наделала дел больше других.
– Рука! Убили! Господи, помилуй!
Молодой матрос Игрунков изо всех сил жмурился, чтобы не видеть того, во что картечина превратила руку выше локтя. Собственно, руки уже почти не было: то, что от неё осталось, висело на остатках кожи и чудом уцелевших связках. Боцману даже не понадобилось отдавать команды: товарищи всё сделали сами.
