Лорел едва сдерживает слезы и пытается проглотить комок в горле.
– Да. Для т… т… тебя. Да.
– И теперь, когда я счастлива, ты готова уйти?
Огромная улыбка расцветает на лице матери. Она сжимает руку Лорел.
– Да. Да.
Тяжелая слеза катится по щеке Лорел.
– О, – говорит она. – О, мама. Ты все еще нужна мне.
– Нет, – возражает Руби. – Не т… т… теперь. Элли нашли. Ты счастлива. Я… – Она постукивает по ключице. – Я уйду.
Лорел вытирает слезу тыльной стороной руки и выдавливает улыбку.
– Это твоя жизнь, мама. Я не могу решать, в какой момент позволить тебе уйти.
– Нет. Н… н… не можешь. Никто не может.
В тот же день после полудня Лорел собирается делать покупки с Поппи. Идет дождь, поэтому Лорел предлагает Брент Кросс, а не Оксфорд Стрит.
Поппи приветствует Лорел, стоя в парадной двери. На девочке элегантные брюки нефритового цвета, кардиган с цветочным рисунком и круглым вырезом и плащ. Ее волосы заплетены в две косы – по одной на каждом плече. Поппи берет Лорел под руку, когда они под дождем бегут через улицу к машине. В авто Поппи опускает свое окно и отчаянно машет рукой отцу – он в одних носках стоит в дверном проеме и машет в ответ.
– Как дела? – выезжая на дорогу, Лорел поворачивается, чтобы поглядеть на девочку.
– Я супервзволнована!
– Хорошо.
– А как ваши дела?
– О, у меня все в порядке. Немного страдаю от похмелья после прошлой ночи. В общем, бывало и лучше.
– Слишком много шампанского?
Лорел улыбается.
– Точно. Шампанского много, а сна мало.
– Ну, – говорит Поппи, гладя Лорел по руке, – в конце концов, это же был ваш день рождения.
– Да. Мой.
Дождь перерастает в ужасный ливень, и потому Лорел включает фары и толкает рычаг переключения дворников до максимальной скорости.
– Чем вы занималась сегодня утром?
У Поппи свой способ вести расспросы – ведь она развита не по годам, – но к ее манере говорить Лорел быстро привыкает.
– Хм. Ну, мне надо было навестить маму.
– У вас есть мама?
– Конечно! Мама есть у всех!
– У меня нет.
– Ну, как это нет. Возможно, нету той, с кем ты можешь увидеться. Но у тебя конечно же есть мать. Где-нибудь.
– Если чего-то не видишь, то оно и не существует.
– В этом нет смысла.
– В этом есть абсолютно здравый смысл.
Лорел, нахмурившись, глядит на свою пассажирку.
– Что скажешь про Нью-Йорк? Вот я его не вижу. Ты тоже. Значит, его не существует?
– Это совсем не то. Мы прямо сейчас можем увидеть Нью-Йорк на тысяче веб-камер. Мы можем позвонить кому-нибудь в Нью-Йорке и сказать, пожалуйста, пошлите мне фотографию Нью-Йорка. Но с моей мамой… ну, в общем, я не вижу ее ни на веб-камере, ни на фотографии. Я не могу позвонить ей. Я даже не могу увидеть на кладбище ее останки. А это и значит, что моей мамы не существует.
Лорел чувствует себя побежденной и глубоко вздыхает.
– Хочешь, чтобы она существовала? Скучаешь по ней?
– Нет. О ней я даже не думаю.
– Но она же была твоей мамой. Должна же ты хоть иногда думать о ней, ведь правда?
– Вовсе нет. Я ее ненавидела.
Лорел на миг отводит глаза от дороги, чтобы мельком взглянуть на Поппи.
– Почему же?
– Потому что она ненавидела меня. Она была мерзкой злюкой. Невнимательной и некрасивой.
– Она не могла быть некрасивой и злой, раз у нее такая симпатичная дочь.
– Она совсем не была похожа на меня. Она была отвратительна. Это все, что я помню. Ужасно страшная. Даже отталкивающая. И она всегда пахла жареной картошкой.
– Жареной картошкой?
– Да. Ее грязные волосы… – Поппи всматривается в залитое дождем лобовое стекло. – Они были красно-рыжими. И противно пахли жареной картошкой.
Лорел не знает, что и сказать. Та ужасная женщина с сальными волосами до сих пор кажется слишком далекой от того, какой Лорел представляла мать этой самоуверенной, воспитанной и великолепной девочки. Не говоря уже о том, что описанная Поппи женщина никак не должна была быть подходящей партией для Флойда. Но потом она вспоминает фотографии Флойда, которые нашла в Интернете. Когда он был моложе, то выглядел намного хуже, чем сейчас. Но ведь люди расцветают в разном возрасте и при разных обстоятельствах. Ясно, Флойд расцветает прямо сейчас, и, возможно, когда-то его жизнь была значительно хуже.
– Как думаешь, Поппи, твой отец сейчас счастливее, чем был тогда?
Это наводящий вопрос, но Лорел нужен ответ. Она знает Флойда всего несколько недель. Она не видела его ни в обществе других людей, ни на его работе. А только как человека, вошедшего в кондитерскую и изменившего жизнь Лорел. Она хотела бы хоть немного больше узнать о Флойде от тех, кто жил рядом с ним в течение долгого времени.
Но то, что звучит в ответ, совершенно не соответствует тому, что она ожидала услышать. Вместо того чтобы предложить Лорел успокаивающие заверения, Поппи говорит:
– Как счастье вообще связано хоть с чем-то или с кем-то? Смотри, мы появляемся здесь вообще безо всякой причины. Ты ведь и сама знаешь об этом? Люди пытаются вбить себе в голову, что существует какое-то тайное предназначение, какая-то великая цель. Что наша жизнь что-то значит. А на самом деле не значит ничего. Мы просто куча фриков. Вот и все. Большая куча глупых заурядных фриков. Мы и не должны быть счастливыми. Мы не должны быть нормальными. Мы даже не должны быть живыми. Нет, ну разве что только сами хотим жить. Мы можем делать все, что пожелаем, пока никому не причиняем вреда.
Лорел громко выдыхает.
– Ух ты, – удивляется она. – Целая философия!
– Отнюдь. Это жизнь. Как только прекращаешь пытаться понять смысл жизни, все становится совершенно очевидным.
Лорел быстро поворачивается, чтобы взглянуть на Поппи.
– Ты ведь очень необычная девочка?
– Да, – твердо говорит Поппи. – Совершенно верно.
В торговом центре они направляются прямо в Nando’s
[32], чтобы перекусить. Лорел пропустила ланч из-за визита к матери и теперь голодна.
– Как ты ладишь с мамой Эс-Джей? – спрашивает Лорел, пока они ждут официанта с заказом.
– Кейт?
