В противовес всем предсказаниям, менее чем месяц спустя я вел к Большому Гималайскому хребту караван носильщиков с оборудованием, одолженным мне Борисом и его друзьями. Там я смог успешно провести свои изыскания и изучение шерпов, населяющих самые высокие горы нашей планеты. Там же я впервые познакомился с труднодоступным регионом Непала, с его долинами, населенными многочисленными племенами, почти неизвестными внешнему миру.
Этот первый контакт с Непалом и его незабываемыми жителями, с Борисом и отелем Ройэл убедил меня вернуться туда вновь, чтобы узнать их поближе. Через четыре года, в ноябре 1963 г. я опять отправился в Катманду. Перед этим я как раз женился и запросил Бориса, сможет ли он принять нас на полгода и ознакомить с Индией и вообще с Азией, которые он так хорошо знал, с Востоком, о котором я грезил с детства, с охотой на тигров и базарами, на которых затеваются политические интриги магараджей и принцев, с миром, который быстро исчезает и вестернизируется. Я знал, что Борис — один из тех последних экспертов, которые подобрали ключи к этому миру Востока.
«Если у вас есть время, то у меня найдется выпивка», — ответил Борис на мой запрос. — «Приезжайте, когда хотите…».
Две недели спустя мы с женой, Мари-Клер, приземлились в Катманду и направились в отель Ройэл.
II. Застольная беседа о гробе
«Понимаете ли, проблема заключалась в том, чтобы найти алюминиевый гроб. А как бы еще мы смогли бы доставить обратно его тело? Я объяснил его родителям, что когда прилетел вертолет, он был уже мертв, и что спустить вниз его тело не было никакой возможности. Может быть, вы объясните мне, что я должен был сделать?»
Мы только что прибыли и, пока Мари-Клер распаковывала вещи, мы с тремя пассажирами, с которыми летели вместе, прошлись в «Як и Йети». Как я выяснил, они были банкирами и их разговоры об Уолл-стрит и лондонском Сити резко контрастировали со свежим весенним ветерком и атмосферой лености, царившей в баре.
При слове «гроб» корреспондент «Тайм» просунулся поближе к небольшой группе лиц, сидевших кружком за пустыми стаканами. Массивный, темноволосый мужчина с сильным итальянским акцентом продолжал разглагольствовать о трупе. По одну сторону от него сидел худосочный священник, а по другую — коренастый мужчина в полосатой походной рубахе.
Человек в рубахе рассеянно поднял голову и с широкой улыбкой взял меня за руку.
— Что будете заказывать? — были его первые слова, когда он молча дал понять, что мне следует присесть и послушать, о чем идет речь.
— Скотч и содовую, — рискнул заказать я. Кто знает: может, теперь в Непале есть и то, и другое.
Мой заказ принял худощавый молодой непалец в белых галифе и черной шляпе. Всем присутствующим раздали напитки.
У отца Морана было шерри; мужчина из итальянской экспедиции выскользнул из бара. С его уходом шум голосов несколько усилился. Все соболезновали ему. Что еще ему оставалось телеграфировать семье, проживавшей в Турине? Отец Моран заверил его, что пойдет в горы, чтобы дать последнее благословение погибшему альпинисту. Борис убедил его, что действительно нет никакой возможности отправить тело в Италию. «Поймите же, в Непале даже не имеют представления о том, что такое гроб! А что касается гроба из алюминия, то в этой стране вообще нет алюминия!».
В том году это была уже седьмая жертва в горах и, вероятно, сотая с тех пор, как в 1950 г. Непал был открыт для альпинистских восхождений. Было трудно симпатизировать этим странным молодым людям, которые прилетали в Непал, размещались в отеле Ройэл с грудой снаряжения, а затем с уверенным видом направлялись в горы в сопровождении сотен одетых в лохмотья носильщиков и исчезали из виду за долиной, поднимаясь по тропам к подножию ледников в королевстве лам. Месяцы спустя возвращались усталые, почерневшие от загара, бородатые молодые люди, подавленные и грустные, и объясняли, как погибли Пауло или Питер, упавшие с северного гребня или захваченные лавиной. Какая бесполезная смерть, в то время как эта страна так нуждается в людях, которые помогли бы ей выбраться из средневековой отсталости!
После ухода альпиниста обстановка в баре разрядилась. Началась приятная оживленная беседа. Борис весело рассказывал о проблемах, с которыми столкнулся накануне. Прилетел премьер-министр Индии Джавахарлал Неру и, как обычно, его самолет приземлился до прилета сопровождавшего самолета с провизией для высокого гостя. В результате, блюда, подававшиеся на банкете, представляли собой наспех приготовленные эрзацы того, что планировалось загодя. Тем не менее, обслуживали гостей прелестные молодые непальцы и непалки, старавшиеся изо всех сил, и потому все прошло благополучно к удовольствию короля Махендры. На банкете у короля подавали артишоки а-ля Борис, а на очередном банкете у премьер-министра — булочки а-ля Борис и палтус а-ля Борис. Таким образом, Борис оказался палочкой-выручалочкой как для руководства Непала, так и Индии.
А тем временем из коридора возле бара доносился отчаянный крик отставного дантиста д-ра Энтони, прилетевшего тем же самолетом. Доктор посылал проклятия весело улыбающемуся непальскому клерку за то, что ему не забронировали номер.
Дело в том, что как раз в тот момент прибыла группа туристов. За своим гидом шла шеренга американцев, британцев, немцев и скандинавов в возрасте от шестидесяти до восьмидесяти лет, совершавших путешествие вокруг света.
— Это просто чудо, что они могут идти в ногу со временем, — заметила датская теща Бориса г-жа Эстер Скотт. — Обычно кто-нибудь из них успевает умереть еще до прибытия в Катманду. Грустно смотреть на них, мне их очень жаль.
У делегации Международного банка, которая также остановилась в отеле Ройэл, был в загашнике серьезный проект, и они очень нуждались в помощи Бориса. И альпинисты нуждались в его содействии, и журналисты, и вообще все.
Помощь Бориса обычно заключалась, главным образом, в том, чтобы разъяснять европейцам образ мышления и темп жизни непальцев или, напротив, объяснять непальцам, что и как делается на Западе. В результате достигался компромисс, и я чувствовал, что банкиры, альпинисты, корреспонденты и туристы вскоре расслабятся и жизнь в Катманду снова войдет в более спокойное русло.
Сидя в баре и ощущая всеми фибрами, что, наконец, вновь оказался в Непале, я с удовольствием отметил, что Борис совсем не изменился. Как и прежде, от него веяло энергией. Он в совершенстве владел искусством общения. При нем совершенно незнакомые люди чувствовали себя значительными и понимали, что им рады. И, как обычно, круг интересов Бориса был так же огромен, как и его воображение. О чем бы ни заходила речь, будь то пчеловодство, охота на слонов, искусство Тибета или Пикассо, по каждому поводу у него было не только свое мнение, но и жизненный опыт, и при такой широте интересов он всегда находит что-то общее с каждым из тысяч людей, с которыми постоянно встречается.
В последующие дни я заметил, что и в городе практически ничто не изменилось, если не считать наплыва большего числа иностранцев, которые, найдя прибежище в своих представительствах, миссиях, или же в отеле Ройэл, делились вечными жалобами на своих земляков и затевали мелкие интрижки, характерные для людей, общающихся в собственном узком кругу. По большей части их не интересуют Непал и непальцы, они заняты лишь тем, что интригуют и сплетничают друг о друге на вечеринках, на которые их приглашают или которые они устраивают сами, чтобы не отстать от жизни своих землячеств. На эти приемы, как их торжественно именуют, с готовностью приходят многие окультуренные непальцы, милостью фортуны получившие дипломы какого-нибудь «британского университета», без которых им было бы трудно подражать западному стилю жизни.
