Но!
В тот момент, когда он только раскрывал рот, все сомнения были отброшены, задушены, так сказать, в зародыше, скепсис неожиданно превратился в адамат, но, к своему удивлению, вместо признания женщине в любви, его с хрипотцой голос неожиданно произнёс:
– Даша, я вот что подумал: а не сходить ли нам в кино? Ты когда была последний раз в кинотеатре?
Дарья раскрыла рот и с недоумением разглядывала вихрем влетевшего на кухню писателя.
– В детстве! – тихо сказала Дарья и опустила голову.
– Что в детстве? – Осип Емельянович от волнения потерял связь ответа с вопросом.
– Последний раз была в кино, – пояснила Даша. – Да и что там делать? – пожала она плечами. – Вы посмотрите, какие сейчас телевизоры, смотришь хоккей, иногда так и думаешь игрок сейчас клюшкой тебя заденет.
Брамс громко рассмеялся – он представил, как хоккеист пробегает по квартире мимо тебя и изо всех бьёт по воротам.
– Да, в чувстве юмора тебе не откажешь, – Осип Емельянович, прикоснувшись к плечу женщины, почувствовал, что та вздрогнула. – Так что? Идём?
– Когда? – изумлённо спросила Дарья.
– Да хоть сейчас, – усмехнулся Брамс.
– Нет-нет, Осип Емельянович, я поставила мясо, хочу приготовить сегодня вам…
– Дашенька, да я ведь образно сказал, мол, хоть сейчас. Давай заканчивай свои дела, и пойдём прогуляемся, а то я тут скоро в крота превращусь – света белого не вижу. Не отказывайся, хорошо?
– Ой, я даже не знаю, – смутилась Даша, – думаете, стоит?
– Да что тут думать? – усмехнулся Брамс. – Конечно, стоит, ещё как стоит! Так что, билеты беру?
– Да вы хоть позавтракайте, потом за билетами пойдёте.
– Да никуда я не пойду, – рассмеялся Осип Емельянович, – Даша, ты забыла, в каком веке мы живём? Две минуты, и билеты у нас в кармане. Сейчас через интернет хоть чёрта можно домой заказать. В общем, часа в два-три нормально?
– Может, вечером? – спросила Дарья и тут же поправилась: – хотя мне всё равно.
– Если хочешь, можем и вечером, но я люблю ходить в кино днём, – пояснил Брамс.
– Ну, и хорошо, – согласилась, наконец, Дарья, – днём так днём, согласна.
– Прекрасно! – воскликнул Осип Емельянович и ушёл в кабинет.
Через несколько минут он вернулся, махая распечатанными билетами на принтере.
– Вот наши билеты! Хватит уже жизнь терять возле этих супов, борщей, котлет, пирожков…
– Не могу с вами согласиться, – сказала женщина, – я получаю удовольствие от готовки. Честное слово! Главное – чтобы было из чего готовить. А дальше… фантазии нет предела. Вам нравится, как я готовлю?
– А разве я дал хоть один раз повод сомневаться? – хмыкнул Осип Емельянович. – Конечно, нравится, ты посмотри на меня. Константин Евсеевич прилетит из Америки и не узнает меня, скажет: а что это у нас тут за боров поселился? Посмотри сюда, – Брамс похлопал себя по животу, – разве это дело? Так что, Дашуля, прекращай свои кулинарные изыски, в моём возрасте нужно питаться сухарями и водой. Иногда можно кефирчику употребить и то обезжиренного. Так что переходим на диетическое питание.
– Не выдумывайте вы, Осип Емельянович, ну что вы такое говорите? Тоже мне нашли толстяка. Для вашего роста, мне кажется, вам нужно ещё с десяток килограммов набрать…
– Вы мне льстите, Дарья Андревна! – улыбаясь, сказал Брамс и обнял Дарью. То ли ему показалось, то ли женщина и впрямь хотела убрать руку с плеча, а потом передумала.
В тот день пара гуляла до позднего вечера. После кино Брамс пригласил даму в ресторан, та сначала отнекивалась, а потом согласилась. В гардеробе, Осип Емельянович незаметно сунул швейцару сто долларов и попросил немедленно доставить к их столику букет цветов. «Сдачи оставьте себе», – буркнул Брамс. Весь вид, ведущей затворнический образ жизни, женщины сегодня говорил о том, что она по-настоящему счастлива. После того, как галантный швейцар поднёс цветы и чрезвычайно учтиво доложил: «Мадам, приказано вам доставить!», Дарья посмотрела на своего спутника с непередаваемым восторгом.
– Осип Емельянович, – прошептала она, глубоко дыша, и закрыла глаза.
Даже самый стеснительный и оробелый человек в такой ситуации не упустил бы возможности произнести самые главные человеческие слова. Поцеловав женщине руку, Брамс тихо сказал:
– Дарья, то есть, Даша, я… я тебя люблю!
Дарья Андреевна, не открывая глаза, молча кивала головой, по её щеке катилась слеза. Осип Емельянович вдруг вспомнил, как в детстве мама называла такие слёзы сладкими, а маленький Ёся пытался переубедить родительницу:
– Нет, мама, слёзы не бывают сладкими.
– Бывают-бывают, малыш, ещё как бывают, – улыбаясь, настаивала мама.
– Они же солёные, – крутил головой мальчик, и, сняв с маминой щеки хрустальную капельку, протягивал маме, – вот попробуй.
Мама озорно слизывала с пальца сына росинку, смеялась и утверждала:
– Сладкая, очень сладкая.
Ёся с недоумением пожимал плечами и, веря маме на слово, прижимался к ней. В течение всей своей дальнейшей жизни Брам не раз убеждался, что слёзы бывают и сладкими, и солёными, и горькими, и… даже безвкусными.
Расставаясь у подъезда, Осип решил не напрашиваться в гости к Дарье.
«Пусть она переспит с этим, завтра всё будет ясно. А заодно покажешь женщине свою выдержку и серьёзность намерений. Залезть в кровать – дело не хитрое, но в данной ситуации это будет не совсем правильно выглядеть. Держись, Осип, будь мужчиной до конца, ты же не мальчик семнадцатилетний, Даша оценит, – думал он по дороге домой, но в какой-то момент мысли его внезапно перевернулись и постучали снизу по темечку. – Это с одной стороны, это я так рассуждаю, это так мне кажется, а она, наоборот, подумает, мужик какой-то малодушный и нерешительный. И в ресторане посидели, и в любви признался, и в обнимку по городу гуляли, а у подъезда взял и сдрейфил. Эх, Ёся-Ёся, да может, ей твоя сдержанность, что козе баян. Смотрите, интеллигентишко какой нашёлся. Баба без мужика столько лет живёт, а он тут нюни распустил, «выдержка», «сдержанность», «оценит»… Тьфу на тебя. Ну, что тут оценивать? Говори прямо: струсил…».
Осип Емельянович не мог уснуть в ту ночь до самого утра. Ругал себя, корил, потом успокаивал, иными словами он и сам не понимал, что с ним происходит. Ему хотелось одного, прижаться к Дарье, прильнуть к её губам и…
Уснул он только с первым лучом, совершенно непонятно как проникшим в комнату из-за плотных штор.
Разбудили Брамса коллеги.
«Что опять случилось?» – мысленно воскликнул он, увидев на дисплее знакомое обозначение.
– Да, – коротко ответил в трубку Осип.
– Ёся, это дед. Можешь приехать, поговорить надо.
