– Дед, слышал? – спросил Осип. – Смотри, там аккуратнее.
Акробата после снятия отпечатков пальцев, отпустили. А Деда повели на второй этаж:
– Давай, крепись, мы тебя дома подождём, здесь рядом. Телефон с собой?
– Да, – кивнул Дед Акын. – Тришку там покормите и не обижайте его.
– Кого? – изумлённо спросил Брамс, но Дед исчез за дверью
– Я объясню, – сказал Акробат. – Это он так своего щенка назвал – Трисон, а типа ласково, то есть уменьшительно Триша. У Деда совсем крышу снесло. Представляешь? Подобрал собаку и давай клички придумывать.
Осип Емельянович рассмеялся:
– А что? Хорошая кличка! Почему он его так назвал?
– Книга у него какая-то про собаку, они её уже раз пять перечитывал, так вот там собаку зовут Трисон. Ну он и себе решил Трисона завести.
– Мне нравится.
– Ну, вот, Ёся, и ты туда же! – возбуждённо ответил Акробат.
– Да ладно тебе, расслабься, – сказал Брамс. – А что ты предложил бы? Оставить щенка замерзать на улице? Три дня назад мороз был под тридцать градусов. Это ж какая-то скотина выбросила щенка на мороз!
– Да, – подтвердил Митя, – ухо отморозил, хвост. Конечно, жалко собакевича, но зачем он с этим соседом сцепился?
– Всё уладится, – успокоил Акробата Брамс. – Ничего Дед плохого не сделал. Молодец он, но, видишь, иногда случается и такое. Пошли, покормим вашего Трисона.
Щенок встретил Брамса громким лаем, радостно прыгал, становился на задние лапы, а в глазах светился один вопрос: «Где же мой спаситель? Почему он не пришёл?».
Акробат, словно прочитав вопрос, ответил:
– Жди, охламон, скоро придёт, вот тебе, пока покушай.
Андрей Михайлович вернулся домой под вечер. Смешно и немного грустно было видеть, как встретились два родных существа. Дед взял Трисона на руки и расцеловал его в нос, а тот в ответ, повизгивая от радости, принялся неистово облизывать спасителю щёки и вилять забинтованным хвостом.
Глава 13. Разбитую вазу не склеить.
Если бы люди умели вовремя прибавлять к своим поступкам немного здравого смысла, браков и разводов на земле было бы гораздо меньше.
Встреча супругов не принесла Брамсам положительных эмоций – сплошные разочарования. Осип Емельянович старался изо всех сил быть галантным, обходительным, корректным, деликатным, тактичным и ещё слов пятьдесят подобного рода. Но уже через час общения он сделал вывод о безуспешности и полной бесплодности встречи.
Татьяна Ивановна с первых слов ударилась в упрёки и обвинения. Осип Емельянович долго сидел молча, кивал, соглашался, иными словами, давал выговориться жене, но его спокойствие и молчаливость привели к совершенно неожиданному результату – Татьяна накрыл приступ истерии, и она принялась просто оскорблять внезапно нашедшегося супруга.
В квартире они находились вдвоём, возможно, этот факт тоже сыграл свою роль – нет свидетелей, значит, нет ни истерик, ни оскорблений, ни обвинений. Дождавшись, когда Татьяна Ивановна успокоится, Осип Емельянович предпринял вторую попытку пообщаться в другом формате – миролюбивом и доброжелательном. И эта попытка оказалась неудачной. Брамс понял, что их разговор с супругой – это сказка про белого бычка. Он извинился, встал и, протянув женщине руку, угрюмо сказал:
– Извини, что потревожил, больше это не повторится. Прощай…
Жена неожиданно остановила Осипа и приказным тоном сказала:
– Ладно, сядь! Давай поговорим.
– Ты хочешь повторить всё, что сказала до этого? – иронически спросил Брамс.
– Чего приходил? – пропустив сарказм, спросила Татьяна Ивановна.
– Проведать тебя, детей, – уклончиво ответил Осип Емельянович.
– А где же ты шлялся все эти годы? – язвительно спросила жена.
– Работал, – ответил Брамс.
– Угу, знакомые рассказывали мне, как ты работал, – усмехнулась Татьяна Ивановна. – Если честно, я уже и не думала, что мы когда-нибудь свидимся.
– Тань, – Осип Емельянович нахмурился, – а что же ты через этих знакомых не сообщила мне ваш новый адрес?
– А зачем? – наигранно вздёрнула брови жена.
– То есть? – усмехнулся Осип Емельянович. – Ты уже тогда окончательно поставила точку в наших отношениях? Правильно я понимаю?
– Понимай, как хочешь, – повела плечом Татьяна, – но я тебя не ждала.
– Похоронила, что ли? – улыбнулся Брамс.
– Духовно да.
– Ну, давай, – Брамс снова поднялся со стула, – проводи меня в последний путь. Всего тебе доброго. У меня к тебе единственная просьба: прекрати детям рассказывать небылицы о нашей с тобой жизни. Вспомни первые пятнадцать лет, ты там найдёшь много приятного и хорошего. Не настраивай их против меня.
– А ты что делаешь? – желчно спросила жена. – Лихо Павлика обработал. Что ты ему наговорил?
– Сказал, что мама у него хорошая…
– Да, я заметила, – воскликнула Татьяна Ивановна, – он уже меня и в подлости успел тут обвинить. Хорошо, видимо, побеседовали…
– Дурочка ты, – улыбнулся Брамс. – Я никогда детям о тебе слова худого не сказал.
– Ладно, – махнула рукой Татьяна, – бесполезный разговор, они уже взрослые и сами разберутся
– До взрослости им ещё далеко, – усмехнулся Осип Емельянович, – посмотри на себя: ты и в сорок шесть ещё не повзрослела.
– Знаешь что? – повысила голос Татьяна Ивановна. – Не твоё собачье дело. Ты, между прочим, находишься у меня в гостях, и попрошу меня не оскорблять.
– Таня, что с тобой? – горестно спросил Осип Емельянович. – Неужели ты и впрямь в занижении возраста видишь оскорбление? Да любая женщина…
– Хватит ёрничать! – вскрикнула Татьяна и передразнила Осипа Емельяновича: «снижение возраста»! Как будто я не понимаю, в каком смысле ты это сказал. Всё, уходи!
Вечером Брамс сообщил Дарье о том, что помириться с женой ему не удалось. В подробности вдаваться не стал, но сказал:
– Всё, Дарья, если и создавать семью, то нужно искать другую женщину.
– Неужели всё так безнадёжно? – грустно спросила Даша.
– Понимаешь, она стала другой! Совершенно другой!
– Изменилась внешне? – полюбопытствовала Дарья.
– Не в этом дело, – ответил Осип Емельянович и на какое-то время задумался, за тем добавил: – внешне, как мне показалось, она стала выглядеть даже моложе. А вот тут, – он постучал пальцами себя по груди, – другая. Думаю, всё, уже ничего не воротишь.
– Вы только сами себя не накручивайте, Осип Емельянович, – успокаивала Дарья, – всё может ещё измениться. Надежда умирает последней…
Брамс посмотрел Дарье в глаза, тяжело вздохнул и тихо сказал:
