– Господи боже мой, извините старика, достопочтенный Осип… э-э-э… Е… это… Емельянович. Увы, увы, дражайший, у меня не совсем надёжная память на такие достойные имена…
– Вы знаете, что, прекратите лить мне тут елей на голову. Разве вы не понимаете, что начало, которое вы мне прислали, это чистой воды плагиат.
– Побойтесь бога, голубчик, что вы такое говорите? – жалобно произнёс консультант-литератор.
– То есть, вы считаете, что это не плагиат? – возмущённо спросил Брамс и язвительно прочёл вслух предложенное начало романа: – «Всё смешалось в доме Фарбергов». Вы в своём уме? Я не хочу с вами сотрудничать, возвращайте мои деньги.
– Это ещё почему? Я же всё-таки работал…
– Кто работал? Это вы называете работой – стырить у классика предложение и продать его за тысячу рублей? А ничего, что это Анна Каренина. Толстой!
– Уважаемый Осип Емельянович, – заявил Вонверг, – извините, а вы читали Льва Николаевича? У меня появилось тревожащее моё сердце предположение: по-моему, вы гиперболически низко образованны.
– Это я низко образован? – заорал в трубку Брамс. – То есть я…
– Конечно! – спокойно ответил Вонверг. – У Толстого в романе Облонские, а у нас с вами Фарберги. Неужели вы не видите разницы?
Глава 6. Где жизнь, там и надежда.
Сколько ни пытался Осип Емельянович дозвониться на следующий день до литконсультанта, ничего у него не вышло. «Ты так и по миру скоро пойдёшь, – ворчал Брамс сам на себя, – то доставка у него на дом, то литературные негры… Ну, давай, придумай ещё, куда деньги потранжирить. Да, Ёся, финансист с тебя, нужно прямо сказать, абсолютно бестолковый. Надо же было повестись на такую аферу – какой-то совершенно незнакомый Вонверг (господи, прости, что скажешь) взялся написать начало романа. Ну, как можно было в такое поверить? Какой наивный человек!
А с другой стороны, скольким людям ты сам в своё время рассказал историю о том, как тебя обворовали и ты, мол, просишь деньги для покупки билета, чтобы уехать на родину. Если суммировать всё, что ты содрал с доверчивых прохожих с помощью своих легенд, поди, не одна тыща выйдет. Так что, дорогой писатель-фантаст, нечего тут возмущаться. Считай, что теперь платишь налоги с полученных незаконным образом доходов. Кто-то скажет: а что же тут незаконного? Это не воровство, не грабёж, не вымогательство… попросил, тебе дали, добровольно, без давления. Ага! – усмехнулся Брамс. – А басни о том, что тебя обворовали? Это что? Это, брат, не просто попрошайничество, это мошенничество. Согласен, мелкое, безобидное, но всё равно мошенничество. Ладно, впредь нужно быть предусмотрительнее и осторожнее».
Константин Евсеевич, видимо, вспомнив кое-какие детали из биографии, прислал на свой почтовый ящик дополнительную информацию, касающуюся будущего романа. Осип Емельянович решил больше никого не привлекать к работе, и для начала принялся тщательно изучать все документы, переданные ему Фарбергом в день отъезда в Америку.
Биография у Константина Евсеевича оказалась более чем разнообразной и на редкость содержательной.
«Если использовать все эти пронзительные моменты из жизни моего главного героя, – размышлял Осип Емельянович, – вряд ли получится мармеладная книжонка, хотя замысла такового и не предусматривалось. Какое у нас поручение? Чтобы история имела счастливый конец, и как бы ни был мне ненавистен литератор-прохвост, он был прав: счастье – понятие относительное. Один с утра просыпается и, в предвкушении, ещё не открыв глаза, наперёд наслаждается пиццей, гамбургером, роллом или ещё какой буржуйской мерзостью, а другой мечтает о куске свежего хлеба и о картошке в мундире. Удовлетвори их желания, и оба будут безмерно счастливы. Или другой случай: одному новую машину подавай, а второму найти бы денег на велосипед, один о полушубке из соболей мечтает, другой – о новом ватнике. И самое главное то, что ещё не известно, кто будет счастливее, сбудься их мечты.
Да, непросто устроена жизнь. Взять хотя бы нашего Акробата, откуда такое прозвище? Был всю жизнь Митей и вдруг стал акробатом? Да нет же, просто так такие клички не прилипают. Как рассказывал один наш общий знакомый, Митя лет десять назад случайно оказался на свадьбе. Ну, оказался да и оказался, сиди молча, не выпячивайся, считай, что повезло, кто тебя со свадьбы погонит, коли ты уже за столом сидишь. Так нет же, после третьей рюмки Митя стал проявлять не соответствующую своему статусу активность – незваный гость несколько раз пытался произнести тост «за нашу невесту-овечку». Сидящий рядом гражданин тихонько намекнул ему, мол, осторожнее на поворотах, здесь поголовно присутствует интеллигентная публика и всяких вульгарных слов со стороны гостя не потерпит, особенно в отношении жениха и невесты. Намёк товарища вызвал у Дмитрия глубокое недоумение. Пропустив вовнутрь ещё пару рюмок горячительного напитка, Митя объявил соседу, что тот козёл и он ни хрена не понимает в свадебных обрядах, ибо по старинному русскому обычаю, невесту раньше называли «ярочкой», то есть овечкой.
В результате, Дмитрию пришлось отвечать двойным порционом – одновременно и за козла, и за овечку. Казалось бы, при чём тут спортивно-цирковой термин? А при том, что, когда Митю вывели из-за стола и, уводя за дом, стали через рубаху вести подсчёт его рёбер, он вырвался из рук конвоиров и запрыгнул на дерево, да так ловко, что один из сопровождающих присвистнул и, произнеся не слишком широко употребляемое слово, добавил «акробат». А акробат тем временем попытался влезть по дереву ещё выше, но, видимо, крепость домашнего самогона не соответствовала российским ГОСТам, и Дмитрий, неожиданно потеряв равновесие, свалился прямо в руки преследователям.
Зрители необычного представления, пожалев самодеятельного артиста, прекратили подсчёт рёбер историка русских свадеб и решили ограничиться простым выдворением нахала. Погулять до конца Дмитрию в тот день не удалось, но зато покинул мероприятие целым и невредимым, да ещё и с приличным псевдонимом.
И вот как тут думать – посчастливилось Мите или нет? Мне кажется, очень – могли ведь рёбра не только пересчитать, но и… Страшно даже подумать».
Устав под вечер возиться с бумагами, Брамс всерьёз задумался о визите к жене. Дарья по его просьбе подготовила костюм кофейного цвета, в мелкую полоску рубашку, кожаный ремень, баснословно красивый галстук.
– Дашуль, – пощупав галстук, удивлённо произнёс Осип Емельянович, – тебе не кажется, что он какой-то странный? – Брамс даже не заметил, как перешёл с домработницей на «ты».
– Странный-странный, – улыбаясь, согласилась Дарья, – читайте, что тут написано? – она перевернула галстук и прикоснулась указательным пальцем к шёлковому ярлычку, – видите? Kiton Green Cashmere-Silk!
– Мне это ни о чём не говорит, – честно признался Брамс и уныло улыбнулся. – Ты знаешь, я сроду не носил галстуки, но сегодня у меня такая необычная встреча, что… ну, в общем…
– Встреча в галстуках! – воскликнула Дарья.
– Да, – кивнул Осип Емельянович.
– Отлично, – сказал Дарья и добавила: – Эта надпись гласит, что у вас один из лучших галстуков в мире. А странный на ощупь он потому, что сейчас мода на вязаные галстуки. Этот сделан из кашемира и шёлка. Нет, вы только посмотрите, – Дарья приложила аксессуар к своей груди, – какая прелесть.
