– Все равно, наверное, ваш муж – само совершенство. Типа принца на белом коне.
– Мой муж давно умер, Элли, – словно со стороны услышала я свой голос и почувствовала себя виноватой: гружу девочку своими проблемами. Впрочем, по ее лицу я угадала, что поступила правильно: злорадство исчезло, проступило пока смутное сочувствие.
– Правда? – шепнула она.
На глаза навернулись слезы, сердце вдруг зачастило.
– Правда.
– Когда же он умер, ваш муж? – спросила Элли.
– Много лет назад.
Она промолчала, и я добавила:
– Восемнадцатого сентября будет двенадцатая годовщина.
– Как это случилось?
– Машины столкнулись.
– Ой! – Она подняла наконец глаза, посмотрела виновато: – Мне очень жаль. Что ваш муж погиб, в смысле.
– Спасибо. – Мы помолчали, и я добавила: – Так не бывает, чтобы все в жизни складывалось идеально, Элли. Но зачастую этого не видно. Может быть, твоя мама полностью сосредоточена на том, чтобы избавиться от зависимости, и сейчас ее больше ни на что не хватает – даже на тебя?
Элли вроде бы собиралась что-то возразить, но тут дверь распахнулась и ворвался перепуганный Эндрю. Поморгал, привыкая к освещению, оглядел бар и чуть успокоился, увидев нас. Но когда он подошел, лицо его посуровело, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
– Элли! – с необычной для него резкостью заговорил он. – Что ты творишь?
Она смущенно оглянулась на меня, но тут же ощетинилась, вздернула подбородок:
– А то вам не все равно!
– Разумеется, не все равно, Элли! – вмешалась я прежде, чем разгневанный Эндрю нашелся с ответом. – Стал бы он иначе бегать искать тебя среди ночи?
Она зыркнула на него, потом на меня.
– Твое счастье, что я не обратился в полицию! – продолжал Эндрю. – Ты хоть соображаешь, что тогда было бы? Забрали бы тебя от Грегоров обратно в детский дом, до тех пор пока суд не восстановит твою мать в правах – если восстановит. А твоя выходка и этому могла помешать.
– Ой, ну извините, – пробормотала она.
– Мне очень неприятно это говорить, Элли, но никакие извинения не помогут, если ты попадешь в беду, – жестко произнес Эндрю. – Знаю, тебе нелегко, но нужно взять себя в руки. Драки в школе, конфликты с Родни и Сальмой – а теперь еще это? Ты меня разочаровала.
Элли уже чуть не плакала.
– Ну так что же вы не позвонили в полицию? – пролепетала она. – Мне было бы поделом.
Эндрю посмотрел на меня, его лицо смягчилось. – Думаю, каждый имеет право на второй шанс.
* * *
Элли отправили спать, а я доложила Родни и Сальме, где мы нашли девочку и как ее огорчило поведение матери.
– Значит, это не из-за нас? – спросила Сальма.
– Нет, вы не виноваты, – заверил ее Эндрю. – Элли пытается справиться со своими проблемами. Думаю, такое больше не повторится.
Сальма как-то беспомощно сложила руки и оглянулась на мужа. Тот, помолчав, заговорил:
– Нас заверили, что девочка проживет у нас несколько месяцев, не более. Сверх срока мы ее держать у себя не сможем. Мы принимаем только на время.
– Мы ничего против нее не имеем, – поспешно вмешалась Сальма. Бедная Элли! У меня сердце заныло от жалости. – Но мы – мы недавно узнали, что у нас будет ребенок. А при таком ее поведении…
– Я же сказал: это не повторится! – решительно возразил Эндрю. – К тому же через месяц, максимум два она вернется к матери.
– Поздравляю будущую маму! – шепнула я Сальме, и та благодарно улыбнулась.
– Конечно, все будет хорошо, – сказала она Эндрю, точно уговаривая саму себя.
Эндрю кивнул, сухо поблагодарил супругов за помощь и попросил меня проверить, легла ли Элли.
Я шла к ней по коридору и чувствовала, как разрывается сердце. Ведь Элли сбежала еще и потому, что поняла: она и Грегорам больше не нужна. Знает ли она, что у них будет ребенок, понимает ли, что ее потеснило существо, которое еще не явилось в этот мир?
Элли лежала в постели – умытая, в розовой футболке и розовых пижамных штанах с рисунком сердечками, она казалась младше своих двенадцати лет.
– Ты как? – спросила я, присаживаясь на край кровати.
Она пожала плечами.
– Элли, я понимаю, почему ты так поступила, – заговорила я, – но ты должна доверять нам. Мы все заботимся о тебе, мы не допустим, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. И если у тебя какая-то беда или что-то тебя огорчило, разозлило, пожалуйста, сразу звони мне или Эндрю, скажи Родни и Сальме. Договорились?
Кивнув, она юркнула под одеяло. Я встала, но она схватила меня за руку.
«Насчет моей мамы вы ошибаетесь», – знаками сказала она.
– Ошибаюсь в чем? – вслух спросила я.
– Вы сказали, что она, может быть, с зависимостью борется, – продолжала Элли. – И поэтому ей не до меня.
– Потому что не нужно судить, если всего не знаешь.
– Так зачем же она курит мет?
Я заморгала:
– Что?
– Она курила трубку, – равнодушным голосом продолжала Элли. – Наверняка мет. Она всегда его предпочитала. Вот почему она отвернулась при виде меня, Кейт. Не потому, что я что-то для нее значу. А потому, что я ничего не значу – ради меня даже от наркоты отказаться влом.
Не успела я ответить, как она отодвинулась, сняла наушники и натянула одеяло себе на голову.
– Элли! – позвала я, потом сообразила, что она меня не слышит, и коснулась ее плеча. – Элли!
– Уходите! – Голос ее был заглушен одеялом. – Хочу побыть одна.
Я подождала с минуту, не передумает ли она, но в комнате стояла тишина, и тогда я сказала:
– Мы во всем разберемся, Элли. – Я знала, что она меня не слышит, но не могла уйти, не успокоив ее. На прощание погладила ее по плечу.
В коридоре меня ждал Эндрю.
– Как она? – спросил он, когда мы вышли в теплую летнюю ночь и двинулись в сторону проезжей улицы, где я рассчитывала поймать такси.
Я покачала головой:
– Эндрю, она говорит, сегодня, когда она видела свою маму, та что-то курила.
Он сморщился:
– Судя по выражению твоего лица, не сигареты.
– Элли думает, это был мет. В трубке.
Эндрю затеребил волосы.
– Черт! Я-то надеялся, на этот раз она сможет продержаться. Придется писать отчет.
Я кивнула.
– Сколько еще Элли сможет пробыть тут?
Он вздохнул:
– От силы несколько месяцев. Грегоры действительно подписали согласие только на временное попечение. Тем более теперь они ждут ребенка… – Он покачал головой и снова вздохнул. – Я так надеялся, что у Элли жизнь наладится.