– А ты сама-то хочешь?
Я подумала. Сколько уже лет я забывала спросить себя, чего хочу я.
– Я хочу стать матерью, Джоан, – тихо ответила я. – Думаю, мне предназначено было стать матерью.
Глава 11
Волна благодарности захлестнула меня, когда я, проснувшись, поняла, что вернулась в старую свою квартиру и лежу рядом с Патриком.
– Спасибо, – шепнула я, и он проснулся.
Повернулся, сонно поморгал и потянулся ко мне: – Ты что-то сказала, моя хорошая?
– Нет. То есть да. Сказала. Но не тебе. – Я все еще колебалась. – Наверное, я обращалась к Богу, – призналась я. Да, я благодарила Бога за это, чем бы оно ни было, за дар, который позволил мне заглянуть в ту жизнь, какая могла у нас быть.
– А, ладно, тогда хорошо, – сказал Патрик, притягивая меня ближе. – С этим парнем наверху можешь и при мне поговорить, разрешаю.
Он стал целовать меня, медленно, глубоко, и счастье щекотно разливалось по телу, но тут из груди вырвалось рыдание.
– Кейт? – Патрик отодвинулся, посмотрел на меня с тревогой. – Что такое?
– Ничего, – пробормотала я. – Все в порядке.
– Но ты же плачешь.
– Просто я… так скучала по тебе! – призналась я. Наш мир замерцал, потускнел, это предупреждение.
Ничего не заметив, Патрик погладил меня по волосам:
– Вот же я, Кэтили.
Я постаралась улыбнуться:
– Да. Вот же ты. Конечно, ты тут.
И комната вновь сделалась отчетливой, цвета просияли уже привычной ослепительной яркостью. Я выдохнула с облегчением.
Он ласково утирал мне слезы, шершавый большой палец скользил по моей щеке. Я хотела сказать что-то еще, о чем-то спросить, но Патрик перекатился на другой бок, глянул на часы и воскликнул:
– Черт! Мы опаздываем. Надо собрать Ханну.
Я ошарашенно заморгала:
– Куда собрать?
– В лагерь, на один день. – Он вновь озабоченно глянул на меня. – Ее мама Питера отвезет. Ты не забыла?
Не дожидаясь ответа, он встал, а я следила за ним, не в силах вдохнуть. Вот он уже натягивает на голую грудь серую футболку.
– Идем? – улыбнулся он мне.
– Иду, – прошептала я. Надо впитывать в себя каждое мгновение этой жизни, реальна она или мнима. Я слегка откашлялась: – Давай сделаю нам на завтрак оладьи? Время есть? – И спохватилась: – Постой, а Ханна любит оладушки?
Едва эти слова прозвучали, как я внутри себя услышала ответ: громогласное ДА. И так же мгновенно я вспомнила, что она предпочитает оладьи с арахисовой пастой и черникой, на эту комбинацию мы наткнулись, еще когда она была в первом классе, и тогда же выяснилось, что к оладьям она любит мед, а не кленовый сироп.
– Любит ли Ханна оладушки? Синее ли над нами небо? – усмехнулся Патрик, избавив меня от необходимости оправдывать очередной мой промах.
– Шутка, – заторопилась я. Он уже был в дверях, я накинула синий махровый халат – незнакомый мне, но уже любимый – и поспешила следом.
Из ванной слышался плеск воды, из кладовки – шорох.
– Моя семья! – вслух сказала я и тут же одернула себя: хватит все время переспрашивать, моя ли это жизнь. Если я буду вести себя так, словно меня в любой момент могут отсюда выкинуть, то и выкинут, я ведь уже это проходила.
В кухне я вытащила сковороду из шкафчика слева от плиты, включила горелку, кинула на нее несколько кусочков масла. Все взаправду, строго повторила я себе. Мурлыкая себе под нос, смешала муку, сахар, разрыхлитель, растительное масло, соль, молоко и яйцо и в ту же миску добавила полстакана арахисовой пасты. Я тут взаправду. Выложила тесто, ложку за ложкой, на сковородку и присыпала каждый оладушек замороженной черникой, как только тесто начало шипеть и пузыриться.
Это моя жизнь, твердила я себе, пока кухня наполнялась запахом масла и поджаристых оладий. Моя!
Ханна пришлепала в кухню, одетая в красивое платье в цветочек и фиолетовые кеды-конверсы. Я как раз выложила первую порцию оладий на противень, чтобы подогреть их в духовке.
– Доброе утро, – сказала она, и, обернувшись поздороваться с ней, я почувствовала, как дрогнуло от счастья сердце. Впервые я заметила у нее за правым ухом маленькую вытянутую штучку, она прикрыта волосами, а в прошлый раз тут как раз был хвостик, вот я ее и не разглядела. Она повернула голову, и я увидела такой же наушник слева.
– Импланты, – сказала я себе, и, хотя Ханна подозрительно на меня покосилась, комната не потускнела, а на меня сразу обрушились воспоминания о том, как мы учили малышку читать по губам и пытались складывать с ней слова. Ей было два с половиной года, когда мы с Патриком решили, что нужно ставить импланты. Вспомнилась и безумная паника, пережитая мной во время ее операции, и радость следующих недель: моя девочка начинает слышать! И еще я вспомнила, что прежде, чем научиться говорить, она освоила язык жестов, и мы поощряли ее дальнейшие занятия этим языком, чтобы сохранить ее связь с этим сообществом, а потому Ханна в разговоре с Патриком и со мной часто переходит с одного языка на другой.
– Мама? – вслух позвала она, и я заметила, что она смотрит на меня с тревогой: стою тут с лопаточкой и таращусь на нее как на привидение.
Я собралась, улыбнулась ей и жестами ответила: «Доброе утро». Этому я научилась в интернете.
Девочка успокоилась и ответила жестами: «Ты сегодня опять странная», – но при этом улыбаясь. Поразительно, как понятен мне ее язык в этом мире, а значит, спохватилась я, этот мир нереальный. Но ведь и сном его не назовешь, это что-то гораздо большее, чем сон.
Я постаралась припомнить фразу, которой научилась у Эндрю: «Извини, что вела себя странно». Указала на себя, сжатым кулаком правой руки провела над сердцем, снова указала на себя, дважды потерла большим пальцем указательный, и, скрючив пальцы правой руки, махнула справа налево на уровне лица, шевеля при этом указательным, средним и безымянным.
Ханна присмотрелась ко мне, и я испугалась, не перепутала ли знаки. Но она сказала вслух:
– Ты всегда странная, мамочка, – и, рассмеявшись, добавила на языке жестов: «Оладьи готовы?»
– Еще минуточку, – ответила я. Растопила в сковородке еще немного масла, плюхнула пять ложек жидкого теста, присыпала черникой. Обернувшись, увидела, как Ханна достает из шкафчика три тарелки, а из ящика для кухонных приборов – три вилки.
Она перехватила мой взгляд, закатила глаза:
– Что опять, мама?
Я торопливо покачала головой, отвела глаза.
– Все хорошо, – сказала я, а потом добавила на языке жестов: «Я тебя люблю».
Девочка снова закатила глаза, но не сдержала улыбку.
– И я тебя люблю, глупенькая, – ответила она вслух. – И можешь не махать все время руками. Честное слово, я не забываю практиковаться в языке жестов, ага.
