Рассмеявшись, я последовала его примеру. И да, было потрясающе вкусно.
– Моему мужу понравилось бы, – пробормотала я, сама не соображая, что говорю.
Эндрю покосился на мое кольцо:
– Приведите его сюда.
Щеки у меня запылали, ведь я думала о Патрике, а не о Дэне, который в рот не берет красное мясо.
– Нет-нет, я не замужем, – сказала я наконец. Полная бессмыслица, ведь минуту назад я упоминала мужа.
Склонив голову набок, Эндрю дожидался пояснений.
– Я помолвлена. Но он пока еще не муж.
– Но бургеры любит, – подсказал Эндрю, словно пытаясь разговорить ребенка-аутиста.
– Нет! – Щеки у меня горели. Придется объяснить, почему я заговорила о муже, которого потеряла двенадцать лет назад. Но мы с Эндрю едва знакомы! Так что я отделалась смешком: – Простите. День был трудный.
Он улыбнулся, хотя все еще озабоченно поглядывал на меня.
– Бывает. Но поверьте, после бургера вам станет лучше. Это просто волшебный бургер.
Я улыбнулась в ответ и откусила еще кусок, поражаясь, какое вкусное, сочное мясо, и пытаясь не думать о жире и калориях – Дэн непременно указал бы мне на это. Я так старательно гнала эти мысли, что не заметила, как съела почти весь бургер. Я глянула на Эндрю – его тарелка опустела, и вид был довольный.
– Говорил же – вам понравится!
– Поверить не могу, что я столько съела! – воскликнула я, глядя на свои руки, словно это они сами вопреки всяким диетическим соображениям скормили мне бургер. – Как некрасиво получилось!
– Некрасиво? – удивился он. – Вот уж нет. Поверьте мне: возмущаться женщинами с хорошим аппетитом – это свинство и сексизм. А мне страшно нравится, когда женщина получает удовольствие от еды.
И снова щеки заполыхали, я положила остатки бургера на тарелку, но Эндрю, подавшись ко мне через стол, предупредил:
– Пока не доедите, урок не продолжим.
– Суровые у вас условия, – сказала я и, поймав себя на том, что уже кокетничаю, сделала серьезное лицо и откашлялась. – А почему вы стали преподавать язык жестов? Это ваша основная работа?
– Начнем лучше с вас, – ответил он. – Почему вы пришли в наш класс?
Я откусила большой кусок, чтобы выиграть время. Не говорить же: «Я решила выучить язык жестов, чтобы общаться с несуществующей дочерью в несуществующем мире снов, где обитает мой покойный муж, любивший такие бургеры». Вместо этой нелепой правды я, прожевав, сообщила:
– Я музыкальный терапевт. – И добавила после паузы: – И я, ну, слышала, появились новые методы музыкальной терапии для глухих детей, и подумала, стоит в этом разобраться.
Эндрю просиял:
– Правда? Фантастика! – Он тоже сделал паузу, прежде чем признаться: – Ладно, это прозвучит глупо, но что поделать. Я слыхал про музыкальную терапию, но специалиста вижу впервые. Как это работает?
– По-разному. – Я подняла на него глаза – он внимательно за мной наблюдал. – Трудно рассказать в двух словах, и даже среди специалистов мнения расходятся и о сути метода, и о возможных его применениях. – Вряд ли Эндрю интересны научные споры, одернула я себя: надо покороче. – С помощью музыки мы стараемся восстановить физическое и эмоциональное здоровье пациента, и это каждый раз – индивидуально. Например, с помощью музыки удается разговорить ребенка с отставанием речевого развития. Но прежде всего нужно, чтобы ребенок доверился тебе, и может так случиться, что какие-то слова из песни помогут ему открыться, он поделится своей тайной – или, скажем, какое-нибудь случайное замечание подскажет вам, что у него в душе.
Эндрю кивнул:
– Как в фильме «Король говорит»?
– Не совсем. Там речевая терапия. При этом тоже используется музыка, все правильно показано, – сказала я. – Но собственно музыкальная терапия состоит в том, чтобы с помощью музыки установить связь с пациентом, а потом, когда отношения сложатся, вместе добиваться того, ради чего пациент пришел к терапевту. Музыка открывает много дверей.
Я осеклась, поразившись собственной болтливости. Но Эндрю улыбнулся, энергично закивал:
– Да! Очень хорошо вас понимаю. Существует множество способов общения, не только с помощью слов. А у вас уже есть пациенты с нарушениями слуха?
Я покачала головой и, уклоняясь от его взгляда, доела бургер.
– Пока нет. Ваша очередь, – напомнила я. – Почему вы взялись вести этот курс?
– Я работаю в агентстве Святой Анны, – сказал он. – Знаете такое?
– Вроде нет.
– Не беда. О нем мало кто слышал. Но что такое АУД, вы же знаете? Администрация по устройству детей?
– В приемные семьи?
– Да, это общая система, но детей с особыми потребностями передают в специальные агентства – Святой Анны или в «Новые возможности для детей». У нас действуют программы адаптации детей как с умственными, так и с физическими нарушениями. Я работаю с глухими и слабослышащими детьми, которые поступают в Святую Анну.
– Так что курсы – это приработок?
Он кивнул:
– Подумал, будет интересно. Второй раз в жизни преподаю. Как я справляюсь?
– У вас прирожденный талант, – искренне ответила я. – Вы знаете язык глухонемых с детства?
На миг его улыбка померкла.
– Мой младший брат родился глухим, – сказал он. – Когда он начал осваивать язык жестов, родители заодно обучили и меня. Так что не помню даже такого времени, чтобы я не знал этого языка. – Он приумолк, снова улыбнулся, вспоминая: – Это был наш тайный язык. Никто нас не понимал, когда мы на нем разговаривали.
– Круто!
Он подмигнул:
– Точно, я просто потрясный. Но хватит обо мне. Почему вы стали музыкальным терапевтом?
– Длинная история. – Мне не хотелось рассказывать о Патрике. – Если совсем коротко: человек, которого я любила, убедил меня, как важно заниматься тем, чем я по-настоящему увлеклась.
– Я так всегда и говорю, – кивнул он. – Жизнь слишком коротка, нельзя отказываться от своей мечты.
Я с трудом сглотнула:
– И он так всегда говорил.
– Похоже, он – классный парень.
– Был, – печально улыбнулась я.
– Так, – после неловкой паузы сменил тему Эндрю. Тоже откашлялся. – Могу я задать вопрос?
– Конечно. – Я прихватила вилкой несколько кусочков картошки фри и наконец отодвинула от себя тарелку. Меня замутило – то ли бургер все-таки был великоват, то ли я разволновалась от воспоминаний.
– Послушайте, не стану ходить вокруг да около, и вы тоже, пожалуйста, не стесняйтесь отказаться, если вам это не подходит. У нас в Святой Анне есть несколько слабослышащих и глухих детей, я бы хотел попробовать с ними что-то новое. Хорошие детишки. Платить я вам сейчас не смогу, мы исчерпали годовой бюджет – купили двум ребятам имплантируемые слуховые аппараты, но, если вы собираетесь работать с глухими пациентами, тут бы как раз и попрактиковались.
