В одной из комнат, длинной и большой,
Станков стояло двести — целый строй.
Две сотни человек, ей-ей, не вру,
Садились к ним, явившись поутру.
Сюда парней красивых отбирали,
Что весело и безотказно ткали,
Шутя при этом; в комнате другой
Сто женщин, веселясь, чесали шерсть,
Порою принимаясь звонко петь.
За стенкой жили двести юных дев —
Под платье юбку красную поддев
И повязав платочек белоснежный,
За прялкою работали прилежно.
Девицы эти пряли не ленясь,
То песни распевая, то смеясь.
Как соловьи красотки разливались,
И звуки прялок с пением сливались.
В другое помещение зашли —
И там детишек бедноты нашли,
Что шерсть сортировали здесь за гроши —
Плохую отделяли от хорошей.
Их было семьдесят и плюс еще десяток
Заброшенных, оборванных ребяток.
Трудом своим они себя кормили,
По пенни за ночь детям тем платили.
Кормили мясом, вволю пить давали,
И все за счастье жить здесь почитали.
В другой каморке он заметил вдруг
Как пятьдесят мужчин, собравшись в круг,
Срезали ворс с сукна, да так умело,
Что все в руках у них так и горело.
Да собери ты семьдесят гребцов,
Никто б не смог догнать тех молодцов.
Оттуда переходит он в красильню,
Где ткани в чанах красили обильно.
В другом сарае двадцать сукновалов
Сукно, почти готовое, валяли.
Быков с десяток сразу забивали,
Чтоб прокормить рабочих. Все съедала
Орава эта, масло, сыр и рыбу —
Им что ни дай, все поглотить могли бы.
Мясник работал споро, всем на диво,
И пивовар варил отменнейшее пиво,
А пекарь хлеб отличный выпекал.
Да, крепко дом суконщика стоял.
Пять поваров здесь не точили лясы,
На всех рабочих впрок солили мясо.
Им помогали шустрые мальчишки
Помыть посуду; бедные ж детишки
Весь день крутили вертел над огнем,
И так за годом год и день за днем.
Старик, увидев это заведенье,
Дар речи потерял от изумленья.
Живет суконщик наш, не скрою, очень знатно,
И всем о нем известно, что понятно.