— Ах, ты об этом… Знаешь, я никогда особо со временем не церемонился. Что — время? И при чем здесь время? Я всегда больше себе доверял, чем времени. И все важные решения принимал именно так, сразу. И, заметь, ни разу с этим не ошибся! Ну какая разница, сейчас я тебя замуж позову или через месяц, допустим?
— Ну хватит, хватит, Павел… — выставила перед собой ладони Лина. — Будем считать, что я шутку не поняла, но оценила.
— А я повторяю, что не шучу. Я с полной ответственностью делаю тебе предложение.
— Но… Ты же ничего, абсолютно ничего обо мне не знаешь!
— Ой, да все я о тебе знаю! Сама же мне вчера всю информацию выложила! Да и она в принципе — ничто, эта информация. Главное, я тебя своим глазом увидел, внутренним. А он меня никогда не обманывает. Ты — моя женщина, Лина. Ты вся для меня понятная, чистая, без лишних червоточин, как антоновское яблоко. Чего мне еще нужно знать? Остальные знания — уже факультатив…
— Интересно! А про мой внутренний глаз ты не хочешь спросить? Как он тебя увидел?
— Хочу, конечно. Но не буду.
— Почему?
— Потому что потом спрошу. Позже. Ты женщина, ты своим временем живешь. Поэтому пока буду довольствоваться твоим сакраментальным ответом… Ну, отвечай же!
— Что — отвечать?
— Как — что? То самое, что говорят женщины, когда им неожиданно делают предложение.
— А что они говорят? Я не знаю. Мне предложения отродясь никто не делал. Я всю жизнь матерью-одиночкой прожила. Так что извини, я и правда не знаю! Нет, а в самом деле, что они говорят?
— Они, знаешь ли, — улыбнулся Павел, — сначала томно взмахивают ресницами, потом делают сильно грустную рожицу, потом кокетливо вздыхают и лишь потом тихо произносят умирающим голосом — хорошо, я подумаю… Ты способна сейчас махать ресницами, вздыхать и умирать голосом?
— Нет. Не способна. Куда мне! — легко засмеялась Лина. — Можно, я без всех этих прибамбасов скажу?
— Давай!
— Хорошо, я подумаю!
— Молодец! Сколько времени тебе дать на раздумья?
— А что, определенный срок какой-то имеется?
— Нет, но… Три дня тебе хватит?
— Три дня?! Да мне дай бог от потрясения отойти через три дня! А думать когда?
— Ладно, уговорила. — кивнул Жук и заявил: — Тогда — четыре. И ни днем меньше!
— Слушай… — пристально посмотрела на него Лина. — А ты того… И впрямь, не сумасшедший? Как-то у меня все это в голове не укладывается.
— Нет, я не сумасшедший. Я даже более чем нормальный. Просто в некоторых вопросах чудаковатый немного. До ужаса не люблю, например, женского кокетства и стервозности. И пафоса тоже не люблю. И всяких там доказательств «любишь — не любишь» — тоже.
— То есть любви меж мужем и женой ты вообще не признаешь, что ли?
— Почему же? Как раз признаю. Только она вовсе не в доказательствах.
— А в чем?
— В ощущениях. В тех, в первых, которые самые необманные. Если сразу промелькнуло, значит — твое! Я и первую свою жену так же увидел — сразу. И нисколько не обманулся. Тридцать лет прожили, как один день, в любви и согласии.
— А сейчас она где? — спросила Лина.
— На кладбище. Год назад умерла.
— Прости…
— Да ладно.
— А дети… Дети у тебя есть?
— А как же! Восемнадцать лет обалдую, Егором зовут. В этом году школу заканчивает, в наш строительный институт поступать будет. По отцовским стопам, так сказать. Вообще-то он хороший парень, сама увидишь.
Павел протянул руку, налил Лине вина в бокал. Как хорошо, что есть вино и можно его выпить! Тайм-аут от разговора взять, иначе бедная голова не примет столько информации. Да и ситуацию она тоже слабо воспринимает, перемешались в ней информация и ситуация, вместе взятые. И это еще полбеды, что они меж собою перемешались. Главное, они ни с какого боку к ней, к бедной Лине Смородиной, не прилепляются. И не собираются даже. Одним словом — снесло голову, хоть караул кричи.
Поставив пустой бокал на стол, Лина удивленно глянула в свою тоже пустую тарелку. Это что же, выходит, она все уплела, что там было? А что такое в тарелке было? Павел говорил, вроде рыбу заказывал… Семгу, кажется. Надо же, а Лина и не поняла, что это была рыба… Ой, а время! Интересно, сколько уже времени они вот так обедают?
— Павел, а который сейчас час? — Лина подняла на него неуверенные, размытые хмелем глаза.
Он слегка отодвинул край манжета, и красивые дорогие часы блеснули надменным символом презентабельности.
— Половина третьего. А что?
— Как половина третьего? — обмерла Лина. — Не может быть!
— А чего ты так испугалась?
— Да как ты не понимаешь, у меня же обед с часу до двух! Я с обеда опоздала, какой ужас! — Лина вскочила. — Я прошу тебя, поехали скорее!
— Да ладно. Успокойся, пожалуйста. — Павел тоже вскочил и остановил ее. — Нам еще даже десерта не принесли. А здесь в десертах, между прочим, толк понимают.
— Да какой десерт, боже ты мой! Меня же… Меня же за опоздание теперь точно премии лишат! Поехали!
— Успокойся, Малина. Не суетись.
— Да как же…
— Да так! Не суетись, и все. Послушай меня, Малина. — Павел смотрел ей в глаза, и под его взглядом Лина действительно начала успокаиваться. — Сосредоточься, посмотри на меня. Вот так, хорошо. Ты помнишь, о чем мы с тобой только что говорили?
— Помню, конечно. Ты вроде как мне предложение сделал.
— Молодец! Умница. А ты обещала подумать над моим предложением. Помнишь?
— Ну да… И что?
— Малина, милая! Ты пойми, наконец… Если ты соблаговолишь-таки принять мое предложение, тебе вообще не надо будет ходить ни на какую работу. И переживать о какой-то там премии — тоже не надо будет! И терпеть нагоняй от начальника — тоже!
— У меня вообще-то начальница…
— Значит, тем более. Зачем тебе нужна идиотка-начальница, которая только и делает, что ищет повод для лишения премии? Пошли ты ее к черту!
— Ну это сказать легко…
— И сделать тоже. Ну давай с тобой так все это представим… Допустим, что ты все положенное для своей женской деловой жизни время уже выработала, а? Ведь выработала? Я думаю, даже с гаком? Значит, пора и отдохнуть. А работать я за тебя буду. У меня это лучше получается.
— А… — опешила Лина. — Я что буду делать? Я долго отдыхать не умею…
— Ну для отдыха в этом смысле у тебя тоже времени не останется. Собой начнешь заниматься, мной, домом. Если захочешь, тусовками всякими, дамскими штучками. Салоны, спортзалы, шопинги… Да мало ли на свете приятных дамских дел!
