Отвечать Абажур не стал, промолчал, позволив распалённому народу самостоятельно отозваться на вопрос Утюга.
– Надо с Копыто по-нашему разобраться! Сегодня же!
– Тогда Кувалда ещё кого-нибудь назначит.
– Кого?
– Да кого угодно!
– Пусть он Абажура назначит!
– Меня не назначит, я умный, – подначил сородичей авторитетный Гнилич. – Кувалда дурака выберет, чтобы ему проще было, а нам – крышка.
– А чего ему проще, если он помирать собрался?
Но голос разума народ привычно не расслышал.
– Почему нам крышка?
– Потому что, когда королева увидит ставшего великим фюрером дурака, она на нас ещё большие санкции наложит.
– Ничего она на нас не наложит, – поморщился Вилка.
– Наложит-наложит или покладёт, – попытался убедить Дурича Утюг.
– Точно покладёт. Нам грабить разрешают мало…
– Грабить нам ещё Всеслава не разрешала.
– Не ври тут, а то пристрелю дурака, – возмутился Утюг.
– Своего дурака пристрели, – посоветовал в ответ Вилка.
– Пацаны, хотите поржать? Здесь Дурич со мной дураком собрался меряться!
– На то он и Дурич.
– Ты кого сейчас дураком назвал?
– А ты догадайся.
Лясций вздохнул и присел на корточки, полностью скрывшись за пуленепробиваемой стойкой.
– Урод!
– От урода слышу!
В следующий миг Вилка нанёс Утюгу прицельный удар в скулу, Утюг рухнул на пол, но успел прокричать:
– Гниличи!
И дебаты переросли в рукоприкладство.
///
Внутренний двор Южного Форта в очередной, не первый и не последний, раз превратился в поле боя. Вырвавшаяся из «Средства» драка обросла новыми участниками: на помощь своим сбежались и Дуричи, и Гниличи, – но пока оставалась рукопашной. Однако дикарям было весело и без огнестрельного оружия: бойцы рубились, болельщики улюлюкали, из окон сражающиеся стороны поддерживали мебелью и другими тяжёлыми предметами, и найти во дворе безопасное местечко для парковки было решительно невозможно.
Поняв это, Маманя Дурич остановила «Газель» в арке въездных ворот, вышла из кабины и встала, уперев мощные руки в крепкие бока. В очень крепкие бока, ибо статью Маманя Дурич удалась на славу: роста в ней было шесть с лишним футов, веса – под двести фунтов, но при этом не жира, а крепкого, татуированного мяса. В семье здоровенную тётку побаивались, но Маманя, несмотря на крутой нрав, старалась вести себя скромно и на первые роли не лезла, памятуя, как любят сородичи стрелять выскочкам в спины. Лицо тётка Дурич имела грубоватое, с большими щеками и маленькими глазками, а поскольку волосы у Шапок не росли, то красную бандану Маманя носила, натянув на парик. Сегодня она выбрала чёрный, с двумя роскошными косами.
С минуту тётка хладнокровно взирала на завязавшееся во дворе сражение, затем поймала за плечо пробегавшего мимо бойца – выбрав, естественно, кого похлипче – и осведомилась:
– Что происходит?
– А что, не видно? – огрызнулся пойманный дикарь, извиваясь в крепком Маманином захвате. – Бьёмся.
– Из-за чего?
– Дуричи и Гниличи преемника ищут.
– Кого? – не поняла тётка.
– Кто вместо Кувалды будет.
Накал сражения косвенно подтверждал слова бойца – драться с таким энтузиазмом Шапки могли лишь за высший семейный пост… ну или за фуру с виски.
«Нет, за фуру они бы сразу начали стрелять», – поправила себя Маманя, но вслух сказала другое:
– А когда этот приёмник вместо Кувалды будет?
– Когда Кувалда умрёт, – объяснил извивающийся боец, поражаясь идиотизму дородной тетки.
Но поражаясь молча, дабы не злить и не нарваться на затрещину.
– А когда Кувалда умрёт? – не отставала Маманя.
И тем поставила пойманного воина в тупик, поскольку этот вопрос они в «Средстве» не обсуждали, ведь там было ясно, что фюрер при смерти.
– Ты откуда взялась? – осведомился боец, даже извиваться прекратив от изумления.
– Я в Рязань моталась, только приехала.
– Что ты там забыла?
– Огурцы торговала.
– Огурцы… – присвистнул боец, глядя на Маманю с высокомерием мелкого налётчика, привыкшего считать всех лавочников законной добычей. – Солить, что ли, вздумала?
– Ты на вопросы отвечай, – опомнилась Маманя. – А то я тебя самого засолю.
И крепко тряхнула пленника за плечо. Плечо пронзила боль, и боец поспешил удовлетворить любопытство тётки Дурич:
– Все вчера узнали, что Кувалда наш давно болеет сильно.
– Помирает, что ли?
– Говорят.
– От чего?
– Да кто его, собаку, разберёт, от чего? Главное, чтобы помер и правильного преемника оставил.
– Если он не умирает, то обязательно перестреляет тех из вас, кто выживет.
– Все знают, что помирает, – твёрдо ответил боец. – И пора ему это… о наследстве подумать.
– Ну иди, думай.
Маманя швырнула бойца в самую гущу схватки, но возвращаться к «Газели», как собиралась, не стала, продолжила разглядывать привычное для Форта зрелище с непривычным для себя вниманием.
Дуричи наседают у портрета и виселицы, Гниличи удерживают главное крыльцо «Средства от перхоти» и пытаются организовать контратаку по правому флангу. Через мусорную кучу никто не лезет, не дурные, знают, что засосёт – не вырвешься. Сверху падают диваны и шкафы.
Всё, как обычно, но какая-то невнятная мысль не давала Мамане покоя. Что-то мешало веселиться вместе со всеми, поддерживать своих или уйти по делам.
– Идиоты, да? – загоготал стоящий неподалёку Шибзич, безрассудно предлагая мощной тётке посмеяться над дерущимися бойцами.
– Почему идиоты? – удивилась Маманя.
– Потому что дерутся.
– А ты чего стоишь?
– Нам не надо, – объяснил боец. – Я – Шибзич, у нас, если что, Копыто имеется, он и станет преемником.
И тут Маманя поняла, что за мысль не давала ей покоя.
Звёзды сошлись, пасьянс сложился, и Колесо Судьбы, раскрутившись, неожиданно обернулось Колесом Фортуны.
– Не станет, – уверенно ответила Маманя. – Копыто ваш – карта битая, так что забудь.
– Это ещё почему? – растерялся Шибзич.
Маманя огляделась, убедилась, что ближайшие дикари отвлеклись от созерцания драки, и громко, чтобы её точно услышали, сообщила:
– Потому что у нашего обожаемого великого фюрера уже есть преемник!
