Но Абажур не удовлетворился.
– Говорил же, чтобы духу его здесь не осталось, – прошипел он.
– Нельзя было фюрера травить, – очень тихо произнёс конец.
– Это ещё почему?
– Потому что, если бы мы его отравили, у людов могли возникнуть вопросы. А в Зелёном Доме сейчас такие личности заправляют, с которыми я связываться не хочу и тебе не советую…
– Это да, – уныло согласился Абажур, припомнив последние события. – Связываться с ними даже перед смертью не надо, чтобы умереть спокойно.
Гнилич искренне надеялся свалить вину на Лясция и теперь переживал, что замысел не удался.
– Зато сейчас тебе раздолье…
– Какое раздолье, если Кувалда жив?
– Зато все опять думают, что он болеет, – объяснил Лясций. – И ты можешь спокойно вернуться к своему плану.
– К какому плану?
– Хочешь сказать, что, когда ты попросил меня отравить великого фюрера, у тебя не было плана?
В устах толстяка фраза прозвучала настолько обидно, что Абажуру пришлось срочно соврать:
– У меня есть план.
Ну, чтобы не выглядеть дураком.
И бармен широко улыбнулся:
– Тогда иди и претворяй его в жизнь.
– Пойду…
– Но сначала заплати.
Авторитетному Гниличу очень хотелось послать нахального толстяка подальше, но, вспомнив, сколь важное положение занимает бармен «Средства от перхоти» в семейной жизни Красных Шапок, решил не связываться и молча отслюнявил обещанное.
После чего вернулся за свой стол, вокруг которого успели сгрудиться единомышленники, и с энтузиазмом осведомился:
– Ну как?
Однозначного ответа у единомышленников не нашлось. То есть они прекрасно понимали, чего ждёт Абажур, но при этом не были настолько уверены ни в нём, ни в болезни Кувалды, чтобы рискнуть и при всех поддержать уйбуя. Пусть даже и авторитетного.
Но и молчать было нельзя, чтобы не вызвать гнев главного, хоть и неформального – Гнилича.
– Сдаётся, что мы только что видели ХПФ, – неуверенно протянул Утюг.
И удостоился от ничего не понявших сородичей мрачных взглядов.
– Чего? – скривился Абажур, ухитрившись уставиться на идиота правым глазом.
– ХПФ – Хитрый План Фюрера, – объяснил Утюг.
– А… – протянул Штекер, делая вид, что прекрасно понял напарника.
Однако Абажур потребовал объяснений:
– Какой ещё план? – и заодно припомнил, что у него самого настолько нет никакого плана, что даже перед Лясцием стыдно.
– Хитрый план, – отозвался Утюг. – Сначала Кувалда делает вид, что заболел, потом – что здоров, как бык, и всем выпить наливает, потом – снова как бы болеет и даже на пацанов тошнит…
– Мы видели! – оборвал уйбуя Абажур. – Зачем фюрер так делает?
– Измену вынюхивает.
– А…
На этих словах все поджались, и Гнилич обругал себя за то, что полез к Утюгу с расспросами.
– А может ещё и так быть: фюрер хотел здоровым прикинуться, но не получилось, поэтому он нам Копыто сунет, – продолжил Утюг, наслаждаясь редким для себя вниманием. – Тоже хитрый план.
– Куда это он сунет нам Копыто? – удивился Штекер.
– Не он, а Копыто, сказано же тебе, – попытался объяснить подошедший Вилка Дурич, но получилось только хуже.
– Мне копытом сунет? – испугался Штекер.
– Не тебе, а нам, и не копытом, а Копыто. Так сунет, что потом не вынем.
– Почему нет?
– Застрянет.
– Не верю я, что Кувалда заместо себя поставит Копыто, – покачал головой Абажур. – Копыто его сразу расстреляет. Или повесит.
– Он же умрёт к тому времени! – напомнил Утюг.
– Кто?
– Кувалда.
– А Копыто при чём? – поинтересовался любопытный Вилка.
– Помнишь, как фюрер сделал Копыто канцле-ром?
– А тот ещё виски всем свой втюхивал, – кивнул Дурич. – На нас наживался, падла, не мог свой виски на халяву пацанам раздать.
– Жлоб!
– Все Шибзичи такие!
Постепенно вокруг стола столпилось довольно много дикарей из всех кланов. Встревоженные гуляющими по Форту слухами, а главное – странным припадком великого фюрера, Шапки инстинктивно искали того, кто сможет внятно объяснить происходящее, и Абажур сообразил, что настал его звёздный час.
Он грубо оттолкнул Утюга, вскочил на лавку и громко обратился к народу с острым, как перец чили, вопросом:
– А вдруг великий фюрер перед смертью сделает Копыто премьер-министром?
В ответ народ притих и уставился на оратора, всем своим видом давая понять, что заинтересован, но желает объяснений, поскольку ничего не понял. Оратор же стукнул себя в левое полушарие, заставив глаза ненадолго собраться у носа, и громко продолжил:
– Допустим, станет Копыто премьер-министром, а из него прямая дорога в великое фюрерство…
– Из Копыто?
– Из премьер-министра, – уточнил Абажур. – Кувалда гикнется, и Копыто прямой наводкой полетит в кресло.
– Ещё неизвестно, куда он полетит, когда гикнется! – выкрикнул Вилка.
– Не позволим тут летать кому ни попадя! Взяли моду, мля!
– Копыте вашему только с самолёта летать!
– Падать!
– И падать тоже!
– Когда Кувалда гикнется, нам нормальный великий фюрер нужен, а не этот хипстер! – натужно выдал Утюг, сообразивший, куда клонит Абажур.
– Не этот – кто? – осведомился кто-то из Шибзичей, видимо, чтобы донести в подробностях.
– Не этот хипстер.
– А это как?
– Это когда штаны подвёрнуты.
Возникла пауза: Шапки принялись разглядывать штаны друг друга.
– Нужно, чтобы перед смертью Кувалда правильного пацана после себя оставил! – объявил Абажур, поднимая вверх палец. – Чтобы сделал правильного преемника.
– Кого?
– Авторитетного.
– Как ты?
– А почему нет?
Несколько секунд собравшиеся обдумывали услышанное, после чего с задних рядов неуверенно предложили:
– Абажура в фюреры!
Но осторожно, чтобы не поторопиться и не оказаться на виселице.
Вновь возникла пауза, поскольку обсуждать болезнь Кувалды – это одно, а выдвигать на ещё занятый пост уйбуя – совсем другое, попахивающее изменой, и хитрый Утюг попросил:
– Тогда говори, что с Копыто делать? – ловко переведя стрелки на конкурента.
