Дом вновь обретенной подруги располагался довольно далеко от центра, в одном из северных микрорайонов. Зато из широких окон ее спальни хорошо было видно предгорья, скрывающиеся за подступающими к ним деревьями. Так что ее сладострастные крики никому особенно не мешали…
Боцман оторвал взгляд от хронометра. В комнату проникали тонкие и острые, словно иглы вязальных спиц, лучи света. Потолок над головой почему-то просвечивал насквозь, словно тонкая льдинка, растворяясь в теплой воде, и через эту растворяющуюся «льдинку» были видны яркие огоньки звезд. Ни разу за все время, проведенное Боцманом в этом «раю», он не видел здесь звездного неба.
– Что за хрень…
Он сбросил с кровати одеяло и опустил ноги на пол. Потом повернул голову туда, где только что лежал, уткнувшись своим носом в твердую ароматную грудь своей очередной румяной моложавой подружки. На простынях раскинулось старое костлявое тело. Сморщенное лицо, обтянутое складками морщин, и голова, покрытая редкими седыми волосами, были хорошо освещены падающим сверху светом. Груди, напоминающие поношенные шерстяные носки, были разбросаны по подушке. Боцмана вывернуло, он упал перед кроватью на колени, и у него изо рта вывалились остатки уже переваренного ужина. Он зажмурился и сдавил ладонями виски. Открыв глаза, он увидел, что стоит коленями на сухом песке, который с жадностью впитывает в себя остатки вчерашнего пиршества, потерянные хозяином. Боцман вновь повернулся лицом к кровати. Никакой кровати не было. Но на том же самом песке, рядом с ним, продолжала посапывать во сне голая лысеющая старушка.
– Не, мать. Я на тебе не женюсь…
Он инстинктивно натянул на себя штаны и выскочил в коридор. Стены домика таяли на глазах, уже не было необходимости открывать входную дверь, чтобы выскочить на улицу. Происходило что-то совершенно невероятное. Тротуар покрылся трещинами, из которых явно проступал серый песок, тот же самый песок, на котором Боцман очнулся после своего неудачного налета с похищением. Город, еще вечером рассеченный стремительными линиями проспектов, медленно превращался в едва колышущийся и медленно оседающий студень. «Башня», все шестьдесят этажей которой из ночи в ночь освещали поблескивающую поверхность залива, была теперь почти не видна на фоне мириадов звезд, но даже того, что от нее осталось, вполне хватало, чтобы разглядеть, как она осыпается, словно перестоявшая свое рождественская елка. Откуда-то издалека послышались приглушенные крики. Боцман, стараясь не наступать на серые прогалины, помчался в лес, в сторону теряющихся вдалеке горных вершин, потому что оставаться в такой момент в городе явно было не лучшей идеей. Звезды над головой разгорались все ярче, и одновременно с этим холодным дрожащим светом откуда-то сзади, с юга, его догоняло зарево рассвета. Сделав очередной прыжок в сторону от проступающего между корней серого песка, Боцман споткнулся, налетев на какую-то невидимую преграду. Острая боль в животе свела его тело судорогой, он упал навзничь и потерял сознание.
* * *
Начинало светать. Только заря по какой-то причине разгоралась не на востоке, а на юге, там, где за высокими деревьями располагались городские кварталы, а может, еще дальше, там, за звенящим ручьем. Витя, пьяный вдрабадан (чего с ним не бывало очень давно), попытался встать на четвереньки и тихонечко отползти в туалетную комнату. Рядом, на диване, в неимоверно затейливой позе, свесившись головой вниз и протяжно похрюкивая, спал Арик. В кресле, обставленном внушительной батареей, состоящей из дюжины пустых бутылок из-под рома, откинувшись на спинку и задрав ноги на перевернутый журнальный столик, спал Уголь. В камине тлела зола полностью выгоревших поленьев. Витя поднялся и не без усилий, а также пару раз приложившись головой об элементы интерьера в гостиной, двинулся в сторону заветного кафельного пространства. Еще раз приложившись головой, теперь уже о полуоткрытую дверь, он, вместе с искрами, брызнувшими из глаз после удара, внезапно увидел, как остывшая уже каминная плита вдруг покраснела и «поплыла», словно ее размазало, как расплавленную восковую фигурку. Прямо из этого вспученного камня в комнату вывалился мешок перьев, из которого торчала длинная тощая шея с выпученными глазами, а за этим мешком вывалилась рослая фигура в черном, свисающем с широких плеч балахоне. В одной руке верзилы сверкал небольшой предмет, чем-то напоминающий фонарик, а во второй, вместо вполне ожидаемой косы, поблескивал сероватым металлом странного вида клинок. Витя присел на корточки и спокойно, отчетливо произнес:
– Наконец-то, Господи! Прими душу раба твоего неверующего…
Глава 3
«По ту сторону неба»
«Послушайте! Ведь если звезды зажигают –
Значит, это кому-нибудь нужно?»
В. В. Маяковский
…Иоанн, вальяжно и неторопливо, подошел к одеревенело сидящему гостю со спины, разминая пальцы правой руки и прицеливаясь к артериям на горле Хоаххина. Аккуратно снял с него очки. Затем коротко размахнулся и вонзил клинок… себе в грудь. Кровь мелкими капельками брызнула из его открытого в немом непонимании рта, и он молча упал навзничь, беспомощно царапнув пальцами по шершавой каменной стене…
* * *
Сначала отпустило шею. То есть Хоаххин понял это не сразу. Все это время он сидел, погрузившись в абсолютную, насколько она бывает таковой, темноту. Очков-то не было… Полковник чутко прислушивался к шорохам, доносящимся в пещеру через ее узкий каменный проход. Да, появись в пещере какой-нибудь очередной враг, физически отреагировать на него он бы не смог. Но это только физически… Так что ситуацию следовало постоянно держать под контролем. И когда эти шорохи слегка изменили тональность, его голова автоматически повернулась своим левым ухом в ту сторону. Оп-па! Он тут же попытался пошевелить пальцами и понял, что подвижность вновь вернулась в его скованное несколько часов тело. Уважаемый доктор, перед тем как начать «оперировать» своего гостя, аккуратно снял с него очки и положил их рядом с закопченным чайником. Это было важно. В том смысле, конечно, где они теперь находились. Кто из подслеповатых пользователей различного рода устройств с диоптриями не сталкивался с проблемой поиска того, что невозможно найти, если это самое не висит на ваших ушах? Полковник, конечно, запечатлел в своей памяти эту самую последнюю картинку, извлеченную из недр головного мозга умирающего. Поэтому шанс найти очки и избавиться наконец-таки от этой абсолютной темноты был велик. Переместив свое тело на четвереньки, Хоаххин осторожно двинулся в нужном направлении, подобравшись сначала к чайнику, а затем и к своим драгоценным очкам. Фу. Окружающий мир выпал из темноты. Полковник выпрямился и постарался размять мышцы, проделав пару-тройку незамысловатых упражнений, после чего окинул пещеру цепким взглядом. Она была пустоватой. Единственным объектом в пещере, требующим обязательного досмотра, был топчан покойного… Аккуратно сбрасывая в сторону один слой «веников» за другим, Хоаххин выуживал лежащие между ними предметы. Пара крупных человеческих коренных зубов, оловянный солдатик, парочка небольших перочинных ножиков, кожаный мешочек с пуговицами. Мусор… И только когда от топчана осталась жалкая маленькая охапка пожелтевшей травы, что-то блеснуло из-под нее холодным сероватым отблеском. Клинок больше всего походил на сильно уменьшенную копию фламберга. Волнистая режущая кромка лезвия по самому краю имела характерный сероватый налет, а на оконцовках гарды многочисленными гранями тускло отсвечивали два крупных алмаза. Хоаххин несколько минут вертел клинок перед носом, избегая касаться пальцами серого налета и переключая при этом диапазоны очков. Клинок был теплее воздуха в пещере и камней, на которых была разбросана трава подстилки, и это было странно. Сам факт того, что столь красивое и явно редкое оружие имело столь неординарного владельца, также не предвещал ничего хорошего. Келемитовый клинок, способный разрезать любой материал, кроме, естественно, самого келемита, – смертельное оружие. Обладали такими клинками, как правило, только очень опытные и выдающиеся бойцы, поскольку просто так, да и за большие деньги, это оружие получить было очень сложно. И самым распространенным вариантом получения оставалось убийство предыдущего владельца. Вопрос редкости таких клинков состоял не столько в запредельной стоимости самого келемита, слой которого на режущей кромке был не толще десятой доли микрона, сколько в стоимости технологии его нанесения на другие металлы… Ножен от клинка рядом не было, и это было проблемой. Ножны фиксировались на гарде клинка и обжимали собой плоскую боковую его поверхность, предостерегая окружающие предметы от контакта с келемитом, потому что любой материал в случае единственного неосторожного движения будет неизбежно располосован на части. Так что просто обмотать его или заткнуть за пояс не представлялось возможным. Поэтому, как ни хотелось Хоаххину прицепить его к поясному карабину, он таки вновь положил клинок на пол. После чего подошел к телу хозяина «апартаментов», из груди которого торчала рукоятка кривого ножа. Из-под балахона виднелся край уже почерневшей и запекшейся лужицы растекшейся по камням крови… Нужно было обыскать тело, но делать это было противно даже ему, видевшему смерть во всех ее возможных обличьях.
