Мидийцы были частью индоиранской общности, сравнительно недавно появившейся в сфере интересов ассирийцев. По крайней мере, шумеры, ассирийцы и вавилоняне с эламитами, совершая приблизительно с 2300 по 1150 год походы в западные окраинные горы Иранского нагорья, судя по всему, не соприкасались с носителями индоиранских и вообще индоевропейских наречий
[78]. Поначалу арийские предки мидян, маннеев и персов были пастушескими племенами, разводившими крупный и мелкий рогатый скот и широко применявшими подсобное земледелие. Собственно кочевое скотоводство и объединения кочевых племен не были распространены в их среде до начала I тысячелетия до н.э. С легкими колесницами они познакомились, только оказавшись в Иране. Не были они тогда еще и настоящими конными номадами. Истощив напрочь одно пастбище, эти полукочевники перебирались на другое. Так, потихоньку, в течение многих поколений, они через Западный Прикаспий, а также Геджен-Герируд продвигаются в Иран
[79]. Геродот столетиями позже приводит следующую информацию о мидийских племенах:
«Племена мидян следующие: бусы, паретакены, струхаты, аризанты, будии и маги. Вот сколько мидийских племен»
[80].
Со временем, осев на земле, получившей их имя, мидийцы начали извлекать наживу с караванов, передвигавшихся по Хорасанскому торговому пути, который тянулся из глубин Азии на запад и пролегал через их владения. Другим источником преуспевания стала торговля отборными мидийскими конями. Росли как грибы многочисленные высокогорные и долинные селения Мидии, появлялись города...
Возвращаясь же к ассирийцам, скажем, что на юге в правление Шамши-Адада V им также сопутствовал успех. Здесь шла борьба с вавилонским царем Мардукбалассуикби — он был разбит и приведен к покорности. Однако закрепиться в Вавилонии ассирийцам все же не удалось. Более того, все большую силу здесь набирали халдеи.
В правление следующего царя, Адад-нирари III, сына Шамши-Адада V и Шамурамат (легендарной Семирамиды), удалось решить сирийскую проблему — под руководством туртану Шамши-илу был наконец взят Дамаск. Вернули под контроль и Арпад, отколовшийся было при Шамши-Ададе V. Ассирия становится гарантом при демаркации границ между все тем же Арпадом и Хаматом, Куммухом и Гургумом. Источники упоминают успешные походы в Мидию, организованные Адад-нирари и его матерью. Вероятно, войска этого владыки доходили даже до Каспия («моря, где восходит солнце»).
Усиление Урарту
В описываемый период происходит резкое усиление Урарту. По сути, ассирийцы сами взрастили себе эту проблему, столетиями терроризируя разрозненные племена горцев. Те не только познакомились с ассирийской армией, но и в большом количестве оказывались на исконной территории Ассирии — в качестве пленных, депортированных, рабов. Они постоянно сталкивались с ассирийскими писцами, а кто-то затем сам вливался в их ряды. Многие выходцы из Урарту (Биайнили) служили в рядах ассирийской армии и работали на грандиозных стройках. Кто-то сотрудничал с ассирийскими властями, вливался в ассирийское общество, кто-то возвращался разными путями на родину, принося с собой важные знания о политико-административном, военном устройстве, науке и инфраструктуре южного соседа.
На стороне Урарту был, конечно же, и горный рельеф этой страны, способствовавший ее обороне. Урартские бойцы являлись специалистами по войне в горах. Тут они были в своей стихии. Не раз горные кручи спасали их от ассирийских полчищ. Отмечена характерная тактика урартов: 1) генеральное сражение, 2) в случае неудачи — организованный отход в горные крепости
[81]. Иногда приверженность горам помогала урартам, иногда, как в 714 году, обрекала их на тяжелое поражение. Примером одной из урартских крепостей может служить Тейшебаини, построенная в VII веке до н. э. по указу царя Русы II в честь бога Тешебы. Фундамент крепости (высота два метра), располагавшейся на холме Кармир-Блур, состоял из базальтовых монолитов, толщина стен составляла от 2,1 до 3,5 метра. Общая площадь крепости составляла около 4 гектаров. При строительстве крепости широко использовался труд военнопленных, рабов и племен, подчинявшихся Урарту, работавших в порядке трудовой повинности. В кладовых крепости находилось значительное количество продуктов, чтобы можно было пережить длительную осаду: 750 тонн зерна, 320-400 тысяч литров вина, множество скота. Но строились не только крепости. Объектами урартского военного строительства (а оно осуществлялось государством)
«были военные города, крепости, форты-заставы, жилые дома казарменного типа, конюшни, манежи, водоемы для купания лошадей, а также стратегические дороги и мосты»
[82].
Вооружение урартских воинов по многим показателям не уступало ассирийскому. У них тоже было большое количество пехоты, колесниц и всадников. На вооружении имелись бронзовые и железные копья, бронзовые щиты. Еще в XV-XIII веках до н. э. на Кавказе появляются бронзовые чешуйчатые панцири, в IX—VIII веках — железные. Надписи Саргона II упоминают о
«бесчисленных закованных в доспех урартских воинах».
Что касается урартских колесниц, то они пережили два этапа развития. На первом этапе использовалась колесница малоазийско-хеттского образца, с выгнутым дугой дышлом. Но позже, в начале VIII века до н. э, урарты практически подчистую, до деталей, перенимают конструкцию новоассирийской колесницы
[83].
Итак, за столетия борьбы с Ассирией обитатели Урарту взрастили решимость к серьезному ей противостоянию, многие понимали насущность политического объединения, а необходимые для этого знания они получили от своих же притеснителей. Природные условия и даже внешние обстоятельства (ослабление самой Ассирии) были им на руку. Дело оставалось за малым — кто-то, учитывая все эти факторы, должен был возглавить борьбу. И такие люди среди владык Урарту нашлись.
Опираясь на военное превосходство, цари Ишпуини и Менуа сумели объединить различные области Закавказья, многие страны были ими покорены, и в результате к северу от Ассирии сложилось сильное, амбициозное государство, которое не собиралось останавливаться на достигнутых рубежах. Урарты наращивали военный потенциал — стада коней, количество и оснащение колесниц. Кони у них были хороши. Не зря своего рода рекордом древности считается прыжок с места коня Арцибшга, на котором сидел царь Менуа. Животное прыгнуло на расстояние в 22 локтя (около 11,2 метра), что приближает его к современным рекордам
[84].
