— Ну вот все и готово, товарищ подполковник! — отрапортовал заключенный. — Готов наш старт к планетарному господству.
— Нас интересует не господство, а лидерство, гражданин Шпунге, — поправил Липатов. — А я с удовольствием посмотрю, что вы там нарисовали. Чем, так сказать, мы можем помочь стране, миру, а может, и вам.
Фима разложил на столе несколько листов ватмана. Углы были прижаты пепельницей, графином с водой, маленьким бюстом Ленина и настольными часами с большеглазым умирающим красноармейцем. На ватмане застыли огромные емкости с надписями «Зерно», уродливые гигантские пароходы, острова с пальмами и толпа людей, напоминающих какое-то дикое племя.
— Что это? — в изумлении спросил Липатов, тут же закурив.
— Это, товарищ подполковник… — выдохнул Фима, — это, товарищ Липатов, ГМЭ — Глобальный Мировой Элеватор. И он будет построен здесь, на берегах Балтики. Какова одна из важнейших задач всего мира? — вошел в раж изобретатель. — Правильно, накормить все народонаселение этого самого мира. Чтобы кусками хлеба давились не только империалисты, но чтобы эти куски хлеба ели и негры, и другие угнетаемые, голодные и отвергнутые жизнью народы.
— А что это за гигантские бочки с надписями?
— Это не бочки. Это сверхвместительные элеваторные емкости. Сюда будет свозиться зерно со всего мира. И именно отсюда оно будет распределяться по странам, которые нуждаются в хлебе. А вот это, рядышком, это резервуары с водой. Данный проект я назвал «Арык». Мы его будем развивать параллельно. В его функции будет входить накопление питьевой воды со всего мира и отправка ее в страны, где с водой проблемы. Для этого будут построены гигантские танкеры-водовозы. Как вам идея, товарищ подполковник?
Липатов глубоко затянулся, открыв шкафчик, достал бутылочку коньяка и, выпив небольшую стопку, по слогам протянул слово «хо-ро-шо». В этот же день, после короткого путешествия в «воронке», Фима имел еще одну беседу. На сей раз напротив сидел врач психиатрической лечебницы закрытого типа Яков Соломонович Гринберг.
— То есть вот с детства одна мечта, да? Чтобы негры жрали хлеба не меньше, чем белые?
— Нет. Были и еще мечты, конечно. Но не столь масштабные, — ответил Фима.
— И какие же?
— Чтобы негры ели не только хлеб, но и «докторскую» колбасу. Чтобы они не умирали от жажды.
— А почему только «докторскую»? — поинтересовался Гринберг.
— В ней нет кусочков белого жира. Он пагубно влияет на организм.
— То есть ты за сытых и напоенных негров, обилие хлеба и «докторской» колбасы.
— Именно, доктор, — закивал головой Фима.
— А в виски и в проститутках угнетаемые не нуждаются?
— Зачем развращать чистых в помыслах и в деяниях людей?
— Значит, воплощение идеи всеобщего благоденствия… Видимо, именно отсюда появилось желание пиз@ить в промышленных размерах стройматериалы, чтобы двигать их налево. Ну да, чего для угнетаемых народов не сделаешь?! Скажи, Фима, а Юлик Шпунге, играющий в «Аллегро» на тромбоне и приторговывающий американскими джазовыми пластами, это не…
— Это мой родной дядя, — перебил Фима.
Яков Соломонович грустно улыбнулся и позвал санитаров. Фиме давали таблетки, но их действия на себе он не ощущал. Через месяц Фима уже шел по улицам осеннего города, думая, что все же неплохо быть фантазером, имея небольшие актерские способности. А еще неплохо иметь играющего джаз дядю, приторговывающего винилом. Документы на отъезд Ефим начал оформлять сразу по выходе из больницы. И перед ним даже не стоял вопрос, брать с собой Ирочку или оставить ее в Союзе. В Штатах она наверняка прыгнет в постель к какому-нибудь миллионеру, покажет ему секс, который не снимают даже в штатовском порно, а потом будет каждый день молиться за бывшего мужа и его гешефты.
Народу на проводы пришло много. Был даже какой-то сумрачный хасид, которому Фима после первых ста граммов зачем-то поцеловал руку, а потом приложился губами к пейсам. Был антиквар Гурик, предложивший организовать провоз серебра, набрался наглости и пришел Вова Цимлянский. Провожающие пили и ели продукты, при виде которых в голодный обморок упала бы целая африканская страна. Фоном играл Бенни Гудмэн, на поблескивающем паркете эротично отплясывала Танечка, по которой Фима будет так скучать. После нескольких анекдотов кто-то попросил Фиму рассказать о его чудесном освобождении. Это был великолепный мини-спектакль. Фима показывал, как разворачивал ватманы, как курил подполковник Липатов, как смеялись над ним санитары в больнице. Все смеялись и предлагали сделать паузу на тост. Забрали Фиму ранним утром. На сей раз суда не пришлось ждать долгих полгода. И все было так же. Так же серо, безлико и безнадежно. Только вместо цифры десять прозвучала цифра одиннадцать…
Аура удачи
Джекпот висел уже больше месяца. Восемь тысяч баксов на играющем красками табло. Предыдущий за три недели слетел. Куш снял какой-то любитель. Вложил в электронное жерло несколько латов, а из игральни его пьяного и счастливого выносили. В уголке зала беспокоила Фортуну старушка Расма. Сухая, высокая, с аккуратной стрижкой и накрахмаленным воротничком салатовой блузки.
У Расмы небольшой ларек по продаже янтаря в гостинице «Рига». Застывшие слезы вековых сосен охотно покупают иностранцы. Бизнес маленький, но доходный. Янтарь тянут контрабандой из Калининграда, здесь его обрабатывают пьющие кустари, а Расма на хорошем английском рассказывает легенды о чудодейственной силе отполированных кусочков солнца. За игрой хозяйка янтарного бутика безудержно плачет. Роняет слезы по проигранным деньгам и утехам молодости. После ста граммов бальзама с кофе начинает рыдать. Когда выигрывает большие суммы, напевает идиотскую латышскую песенку про петушка.
А вот и экзотика азарта. Мамаша лет шестидесяти и ее поздний ребенок. Абсолютно, кстати, никчемный. Этот в детстве наревелся. Любящая кормилица заряжает деньги, сынуля с довольной физиономией проигрывает. После каждой похороненной купюры родительница тянет сына домой, но тот канючит в голос. Тогда мамаша грозится, что они с Павлушей не отужинают в ресторане, и пунцовый от злости отрок покорно двигается к выходу.
Их часто материт Юра Корнишон. Орет, что мальчик-дебил разрушает ауру удачи. Лучшие годы Юрий провел у тотема фарцовщиков, у «Часов мира». Худшие — оттянул в тюрьме. Входил в элитный батальон латвийских валютчиков. С приходом кооперации резко сдал позиции. Зарабатывать деньги легально было неинтересно. Раньше подпитывался адреналином, убегая подворотнями от обэхаэсников, сейчас вот безудержно шпилит. Мясистые пальцы Корнишона с остервенением били по малюсеньким кнопочкам. С экрана подло ухмылялись неунывающие джокеры.
— Нет, ка-а-а-кое горе! Нет, блядь, ну како-о-о-е горе, а! Какое недоразумение и какое блядское горе! Бесчувственная электронная скотина! Ненасытное компьютерное животное!
