Здесь стоит пояснить, что для придания большей достоверности своему повествованию Вадик отсканировал детские фотографии своей покойной бабушки. В этот момент он второй раз за день помянул совесть.
— Да я иногда на свои фото смотрю, Александр Сергеевич, и тоже удивляюсь. Вроде всего-то три-четыре года прошло… а так сильно изменился, — вставил Вадим.
— А ты, Вадик, иногда не по дням, а по часам меняешься. Это потому как водку жрешь декалитрами.
А три, как ты говоришь, четыре года назад тебя только с бутылкой пива можно было увидеть. Да и то редко. Так что помолчал бы, Вадик… Но материал хорош… Получишь полтора гонорара.
— Спасибо вам, Александр Сергеевич. И у меня просьба большая к вам. Вы не могли бы в бухгалтерии попросить, чтобы они деньги хотя бы завтра перевели? Я поиздержался сильно. Но деньги нужны не на водку, а исключительно для работы. Игорь Савин рассказал, что буквально в сорока километрах от города есть дом с очень странной историей.
— Привидения?
— Что привидения?
— Спрашиваю, привидения в доме том обитают?
— Нет. Обитает там какой-то дедок и полтергейст.
— Про эту халабуду уже писали наши конкуренты. Ну хорошо, хорошо… Сделай байку про дедка с полтергейстом. Только умоляю, Вадик. Дед, насколько я знаю, патентованный алкаш. Может, отсюда и байка про блуждающих по этажам духов. Чтобы со стариком не наяривал! И без всяких изысков в твоем стиле. А то у тебя хватит ума написать, что старичок состоит с полтергейстом в гомосексуальной связи. Или что они на пару спиваются, а по ночам воют на луну. Напиши как есть, добавь чего-нибудь разумного. Комментарий у какого-нибудь паранормального специалиста возьми. А в бухгалтерию я сейчас позвоню.
Вадику стало одновременно и радостно, и грустно. Бывает такое чувство, когда трудно определить, какие эмоции берут верх в твоей душе. Тетю Клаву вот «похоронил» в угоду своим меркантильным интересам. Но с другой стороны — примета хорошая. Значит, долго еще проживет. Это как во сне. Увидел похороны близкого человека, значит, еще годков впереди немало. А вот если Клавдия статейку увидит, то о приметах вспоминать не придется… Что касается денег, то полтора гонорара — сумма не бог весть какая. Но позволяет оттянуть время обращения к родителям с просьбой материально простимулировать юное дарование, ищущее выход из морального и творческого кризиса.
Оставшись верным принципам максимализма, Вадим допил водку. Позвонив Юле, напросился в гости…
Время, проведенное с Юлей, закончилось скандалом. Вадима девушка поутру выпроводила. Морось, слякоть… Под козырьком обшарпанной остановки с рекламой «Спрайта» лобызались бледные студенты с рюкзаками. Вадик подошел к газетному киоску, купил свежий номер. Материал распластался на всю полосу. Повернув газету к киоскерше, Вадик довольно проговорил:
— Вот, смотрите. Моя статья. Сам написал. Можно сказать, выстрадал.
— Угу. Молодец. Иди еще что-нибудь напиши. Пострадай и напиши, — вяло отреагировала женщина, надкусывая крупную сливу.
Безразличие киоскерши, оскорбительный и высокий тон Юли, заставившая поежиться сирена скорой — все это вновь заставило Вадика потратить день впустую. Попивая смешанную с апельсиновым соком водку, он пытался заглянуть в будущее. В свое будущее. Вадик осознавал, что теряет дни, недели, даже месяцы. Думать об этом больно. Но можно помечтать: «Наверстаю, остепенюсь…» А если не получится? Тогда придется считать потерянные годы. Хотя их, наверное, и не считают. А вспоминают об этих потерянных годах и тут же отдают Богу душу. Инфаркт — как плата за самые роскошные и бесполезные траты жизни. За траты времени…
Вадик наблюдал за водителем автобуса. Вот он вышел из своего железного кормильца. Стоит и трет фары. С яростью их трет. Он ухоженный, крепкий, но злой и неудовлетворенный. Маленькая зарплата, хамоватые сволочи-пассажиры, негодяй-кондуктор не делится выручкой за «левые» билетики. И одни и те же остановки. Замызганные, с полуразбитыми рекламными щитами. На них черные баскетболисты вколачивают в корзину огромный «апельсин». На них до тошноты глянцевые девицы блестят кремами из канцерогенов. В этой рекламе жизнь не для водителей автобусов и пассажиров. Вадик вспомнил, что видел на троллейбусном полустанке рекламу FERRE. Неужели идиоты из рекламного агентства всерьез думают, что трудолюбивые женщины с лицами мучениц, бабушки, глядящие на небеса, удаленные от мира бомжи и сосредоточенные токари знают, кто такой FERRE? Да узнай они, разбитых реклам с FERRE было бы много больше.
Водитель закончил полировать фары и вернулся в салон. Положив руки на громадное колесо руля, откинул назад голову. Скоро конец смены. Дома — истосковавшееся дитя с перемазанным вареньем лицом и фурункулами, угрюмая супруга с ужином и плохой вестью. И всю ночь ему будут сниться замызганные фары, которые он трет ветошью…
Вадик набрал телефон Юли.
— Юля, а вот водитель автобуса…
— Что водитель автобуса?
— Водитель автобуса может быть счастлив?
— Я думала, ты извиниться… А почему, собственно, водитель автобуса или троллейбуса должен быть несчастлив?
— Нет, ну вот пилот лайнера — оно понятно. Обольстительные стюардессы не дают скучать, облака вокруг… А под ними — страны и города красивые. Пилот — над земной суетой, над головами миллиардов людей. Он парит, ощущает свободу и… И ему не нужно протирать ветошью фары.
— Какие фары, Вадим?.. Ты где? Ты ел сегодня? Слышишь, Вадик? Приезжай. Быстро приезжай!
Вадик отправился к Юле. Засыпая, он будет гладить нежное плечико, на котором вытатуирован смешной лемур. Смотреть на голубоватый лучик, пробивающийся из-под штор, и стараться заснуть.
Утром следующего дня Вадим клятвенно обещал Юле перейти на положение «сухого закона». Позвонил коллеге Игорю Ледяхову. Рассказал, что всего в сорока километрах от города есть замечательное местечко, что стоит там умиляющий своей безнадежной обветшалостью домишко, а проживает в нем не отказывающийся от рюмахи дед и что-то неведомое. Игорь тревожно спросил, не живет ли с алкоголизирующим пенсионером деклассированная женщина с опухшим лицом и запахом? Получив отрицательный ответ, успокоился. Привидений он не боялся, а вот неопрятными женщинами брезговал и чурался их.
Выезжать решили ближе к вечеру. Скверное настроение Вадима переменилось. Смотришь, после байки о паранормальной лачужке вновь появится вкус к работе. Свободного времени станет меньше, дурных мыслей поубавится.
Жизнеутверждающие мечтания Вадика прервала вибрация телефона.
— Слушаю вас, Александр Сергеевич! Весь, можно сказать, во внимании! — радостно отрапортовал в трубку Вадик.
— Ну, здравствуй, сука!
Эта фраза была сказана главным редактором так, как она звучит в исторических фильмах, когда разгневанный государь обращается к собранию: «Ну, здравствуйте, бояре!» И бояре в один миг опускают головы. Лица их становятся цвета пепелищ, глаза по углам стреляют. И ждут они проявлений немилости от царя-батюшки.
