— Вот сучка! Я ей правду говорю, а она талдычит, что мы по проституткам с тобой гуляем.
— Да я слышал.
— Что ты слышал?
— Слышал, как она тебя колченогим чудовищем обозвала, — я начал хохотать. — И, судя по всему, с места, которое она так хорошо знает.
Звонок моей супруги раздался, когда мы сидели в небольшом кафе при терминале. Почти все столики были заняты дальнобойщиками. В зале громко играла музыка. То и дело раздавался смех. Я вышел на улицу. Пляски снежинок под матерные тирады Ольги смотрелись убого. Она исходила ядом от злости, потому что в магазинах Белостока не оказалось плаща белой кожи. Лучшая реакция — молчание. И я молчал. Оля продолжала орать:
— А теперь слушай! Я стою на подоконнике. Ты слышишь меня? Я стою на подоконнике, и меня уже ничего не остановит. Ты слышишь, ублюдок?
— Слышу, конечно. Слышу и жду.
— Ну! Ну скажи, скажи! Чего ты ждешь, подонок?
— Жду, когда ты об асфальт наконец треснешься.
КПЗ удалось избежать. Чокаться под бой курантов с Ольгой не придется. Дереникс в состоянии алкогольного грогги обычно спит. То есть и вправду романтика. Романтика свободы.
Когда я предавался этим мыслям, из будки вышел Козлявичюс. Мне захотелось его поздравить.
— Господин Козлявичюс! — закричал я. — Желаю, чтобы в наступающем году люди стали честнее! А еще — чтобы через этот КПП не прошло ни одного контрабандного груза!
Такие слова, адресованные таможеннику, сродни пожеланию тотального безденежья. Козлявичюс остановился. Улыбнувшись, покрутил у виска пальцем:
— И тебе того же, честный латышский армянин!
Пока я общался с Олей и поздравлял Козлявичюса, Дереникс успел познакомиться с пьяным водителем грузовика.
— Наш земляк, — представил он знакомца.
— Тоже латышский армянин? — спрашиваю.
— Нет. Латышский латыш. Висвалдисом зовут. Висвалдис, а это Артем.
Мы пожали руки, выпили за знакомство.
— Ну чо? Оля опять грозится вены перерезать? — с ухмылкой поинтересовался Дереникс.
— Она поняла, что это звучит неубедительно. Оля штурмует подоконник. И лучше перескочить на другую тему.
Висвалдис предложил выпить за добрый путь и ровный асфальт. Делал губами пузыри и читал стихи Райниса. Есенина я читать не стал. Чувствовал — не оценят. Дереникс подмигивал полной барменше. У окна шел турнир по армрестлингу. Было слышно, как принимаются ставки. В зале появился Козлявичюс. Жестом пригласил меня на выход.
Уловить запах спиртного я был уже не в состоянии. Но мне показалось, что глаза литовца блестели.
— Слушай, Аракелов. Я тут посоветовался со сменщиком. В общем, хочешь Новый год дома встретить?
— Не сказать, что горю желанием, но в принципе можно.
— Вот и хорошо. Ты ж понимаешь, Аракелов, что если «мерсик» сейчас по всем правилам разберут, то его уже и на конвейере в Германии как надо собрать не смогут.
— Конечно, понимаю. У знакомого ваши латвийские коллеги новый «Мицубиши» разобрали. Он его потом казахам продал. До сих пор благодарит Господа, что казахи не мстительные и не злопамятные.
— Ну вот видишь. Ты сообразительный. Штука баксов — и все невзгоды останутся в уходящем году.
— Издеваетесь, господин Козлявичюс? Дереникс уже с каким-то пьяным водителем грузовика братается. Я по пьяни гонять люблю. А мне всю ночь цыгане, танцующие на чернобыльском саркофаге, снились. Два трупа на вашей совести будут. Не могли раньше предложить, пока Дереникс трезвым был?
— И так тебе плохо, честный латышский армянин, и так плохо. Сам не знаешь, чего хочешь.
Садиться за руль не хотелось. Дорога скользкая. На машине с таким движком ехать медленно — просто грех. Вспомнив считаные метры, которые не дали мне влететь под фуру на скорости в сто шестьдесят, от идеи порулить я отказался и сказал:
— А у вас же эвакуатор должен быть.
Мы сторговались в небольшой комнатенке. Добрая воля Козлявичюса обошлась в семьсот долларов. Водитель эвакуатора Редас согласился домчать до Риги за четыреста баксов. Я разместился в кабине. Попивая виски, закусывал трюфелями. За спиной раскачивался «мерседес» со спящим Дерениксом. Когда до наступления Нового года оставался час с небольшим, мы пересекли границу Риги. Созвонившись с друзьями, попросил Редаса высадить меня в центре. Я брел по пустынным улицам и с улыбкой смотрел на горящие в окнах свечи…
Мы славно справили Новый год. Через два дня я появился дома. В красивом пакете лежал белый кожаный плащ. Ольге он не понравился. А я и не расстроился. Просто знал, что и Ольга, и плащ, и Дереникс — все это осталось в прошлом, ушедшем году…
Виртуальный оргазм
Початая упаковка тампонов, зубная щетка, кипа фотографий. Бытовой пепел. Все, что осталось после ухода Илоны. Еще короткая записка:
«Мне было тяжело с тобой. Ты эгоист и потребитель. Желаю тебе найти свое счастье. Прощай».
Думала, что начну плакать-сожалеть. Выпил граммов двести коньяка — позвонил, выразил благодарность за понимание. Сказала, что я негодяй и подонок. Не ново. Зато теперь перед сном никто не будет картавить: «Почему ты со мной не хазговахиваешь? Тебе со мной не интехесно? Ты пхосто меня не любишь. Тебе только потхахаться. Или поизвхащаться с вибхатохом».
Иногда мне казалось, что я «тхахаю» Ленина. Еще полгода, и я тоже перестал бы выговаривать букву «р». Но в постели Илона была хороша. Упругая, поджарая, блестящая от адреналиновых вспрысков. Как грилеванная хохлатка. И мордашка журнальная. Блудливая такая, глянцевая мордашка. Нужно было искать замену. Или, как написала Илона, «счастье».
В «Вечерке» наткнулся на рубрику «Знакомства». Перекличка обреченных. «Симпатичная вдова (38, 165, 57) ищет вдовца». Найдет. Вечерами будут делиться бесценным опытом. Потом организуют семинар «Как побыстрее свести в могилу ближнего». «Симпатичная женщина, русская, экономист (32, 173, 68). Ищу еврея для серьезных отношений». Интересно, что ее привлекает в евреях? Семейственность или обрезанная шишка? «Две прикольные девчонки, Юлька (18) и Светка (16), ищут классного дядьку для совместного отдыха». Тин-экстрим. Жертвы инцеста. Неблагополучные семьи, матери-алкоголички, извращенцы-отчимы… «Профессиональная сваха. Обширный банк данных. Надежда. Тел: 9 567…» Слово «обширный» отталкивало. Оно ассоциируется с инфарктом. Но я позвонил.
На следующий день мы встретились в кафе «Ингар». Передо мной сидела женщина лет пятидесяти. Опрятная, умная, морщинистая. В глазах — искреннее желание помочь и заработать. Сказала, что мне повезло. Банк данных не потребуется. Ее подруга восемь лет назад уехала из Риги в Москву. У нее красавица и умница дочка. Показала фотографию. От изображения пахло фетуччи и вареными креветками. Поднимающаяся в гору улочка итальянского городка. Змейки дикого винограда на вековых стенах. Трепещущие на ветру простыни, камлоты, ситцевые ночнушки и майки «Ювентуса». Стилизованная под старину вывеска «Trattoria». И внеземной красоты девушка. Длинные пепельные волосы, милая улыбка. Голубой джинсовый сарафан, подчеркивающий бронзу загара и линии точеной фигурки. В нежных руках — букет полевых цветов. Мне захотелось в Италию. Нет, мне захотелось к этой девушке. Она ласковая, нежная, добрая. Она родит моему папе внуков, о которых он мечтает. А мама перестанет заранее жалеть моих будущих детей. Мы сошлись на цене и на том, что я влюбился.