— Что, Арнольдик, все гранит науки грызешь? Или уже лижешь? Смотри, сотрешь язык и целоваться с девками нечем будет. А я к тебе за спичками зашла. Не дашь коробочек?
Иногда Арнольду казалось, что ему беззастенчиво хамят.
— Ой, Арнольдик! Совсем исхудал за книжками-то! И девка у тебя под стать. На такие кости и мясо не просится. Ты бы пошел, на турнике поболтался. А то мордахой-то герой-любовник, именем вообще поражаешь, а телеса — что березка в конце осени. Я к тебе вот что, за манкой я зашла…
Постоянный трезвон в дверь и издевки Арнольду надоели, и он решил избавиться от назойливости беспардонных соседок. Слева от двери Арнольд установил небольшую прикроватную тумбочку, которую приволок с балкона. В облупившееся нутро аккуратно поставил пакеты с манкой и гречкой, две упаковки спичек и полиэтиленовый пакет с солью. На белом листе бумаги каллиграфическим почерком вывел: «Крупа, спички, соль». С сахаром в то время были перебои, и непутевую жизнь обитательниц офицерского дома Арнольд решил не подслащать. Ассортимент тумбочки юноша приклеил на уровне дверного звонка. И визитерш не стало. Через три дня, приоткрыв дверцу хранилища, Арнольд обнаружил, что провиант нетронут. А на следующий день в дверь позвонили. На пороге стояла Валентина, жена прапорщика Алещенко. Валентину окутывал флер настоянной на спирту цветочной выжимки, чем-то отдаленно напоминающей сирень, глаза женщины были подернуты алкогольной поволокой, а под байковым халатом цвета уставшего персика вздымалась фактурная грудь.
— А я к тебе за гречкой, Арнольдик, — пропела резко благоухающая женщина.
— Гречки нет, тетя Валя. Я ее с детства не ем, поэтому не покупаю. Зато в тумбочке манка имеется.
На слове «тетя» Валины губки заметно скривились. Для женщины тридцати лет такое определение статуса сродни оскорблению.
— Ах ты дурашка, Арнольдик… Юнец ты непонятливый. Ну какая же я тебе тетя? Какая гречка, какая манка?.. Да неужели же ты думаешь, олух непутевый…
Валентина Алещенко надвигалась на растерявшегося студента. Оказавшись в прихожей, гостья закрыла дверь, по-хозяйски щелкнула замком. Рот Арнольда был приоткрыт, руки он почему-то вытянул по швам. Теперь перед ним стояла не просто жена прапорщика Алещенко, а воительница, оголодавшая самка, перед ним напрягалась раскаленная плоть. Арнольд попятился, и в следующее мгновенье был прижат к стене. Над головой качнулся эмалированный таз. Несколько маятниковых движений, и посудина с грохотом сорвалась на пол, не задев, к счастью, хозяина квартиры. Это было сигналом! Валентина навалилась грудью на Арнольда, ее язык прорвал оборону побледневших губ жертвы, а руки беспорядочно скользили по телу.
— У-у-х, крепкий-то какой. Как стамеска… — сквозь зубы процедила жена прапорщика Алещенко, ухватившись за вытянувшийся дугой детородный орган.
Теперь уже глаза юного Амура были подернуты туманом похоти, и он не заметил, как оказался на ковровой дорожке цвета бордо, ранее украшавшей кабинет отца. Валентина резко рванула пояс халата. Даже в снах, после которых обнаруживаются небольшие пятна на простынях, Арнольд не видел такой груди. Большие соски показались жерлами огромных пушек, старающихся поймать цель. Малюсенький золотой крестик то и дело исчезал между колышущимися сферами, и Арнольд, исходя стонами, понимал, как несовершенны его институтские подруги. До этого он видел Валентину степенно расхаживающей по аллеям парка в компании подруг. Он наблюдал ее сидящей на лавочке и поднимающейся по лестнице. И ему и в голову не могло прийти, что эта далеко не хрупкая женщина может устроить настоящий половой вестерн с галопированием и стонами, которых никогда не издать его чересчур кроткой подруге. В один из моментов Валентина перешла на звериный рык, Арнольд судорожно дернулся и издал звук, схожий с поскуливанием.
— Ну вот… Вот и обмяк… Быстрый ты, Арнольдик. Но это по юности. С опытом, с годами придет, — через одышку проговорила Валентина, запахивая халат. — Уф… Но хороша гречка, хороша. Не гречка, а гранит. Видно, не особо тебя деваха-то балует. Сам-то далеко улетел, поймал птицу блаженства?
— Да, тетя Валь… Поймал… — с трудом выговорил Арнольд.
— Ты вот что, Арнольдик. Ты меньше «Спокойной ночи, малыши» смотри. Это там тетя Валя, Арнольдик. А я для тебя Валюша, Валечка, Валюня. И никак не тетя. А вот не исправишься, больше не приду. А ведь хочешь, чтобы пришла, а?
— Очень хочу, — с интонацией некой застенчивости проговорил Арнольд.
Обещание еще свидеться Валентина исполнила уже через день. Отношения переместились с ковровой дорожки на простыни, а после ухода гостьи Арнольд понял, что секс, как и любое занятие физическим трудом, требует выносливости и тренировки. Отныне визиты Вали он воспринимал не только как приятные, но и как чересчур полезные. С мужем любительницы «гречки» Арнольд здоровался сухо. А после одной из встреч на улице с ехидцей подумал: «Вот она, моя первая жертва. Плюгавый, несуразный рогоносец в погонах».
Вечером осенней пятницы Арнольд готовился к студенческому походу. Собирал в небольшой рюкзак теплые вещи, укладывал банки с килькой. Над головой затопали. Казалось, что соседи бегают из комнаты в комнату. На любовную прелюдию с игрой в «салочки» прапорщик Алещенко был не способен ни морально, ни физически. Услышав крик «сучара» и звук чего-то вдребезги разбившегося, Арнольд понял, что над его головой разыгрывается военно-бытовая драма с участием Валентины. Подняться наверх и затеять выяснение отношений с прапорщиком — значит выдать и Валю, и себя. К счастью, все неожиданно стихло. Но не успел Арнольд с облегчением вздохнуть, как в дверь позвонили. В узком проеме стоял прапорщик Алещенко. Пунцовый, трясущийся и недружелюбно настроенный. Впрочем, эту картину Арнольд наблюдал недолго. С криком: «Падла, она мне все рассказала!» — разъяренный воин пошел в атаку. Первый удар был непрофессиональным, но чувствительным, — школа неблагополучного района и драк в подворотнях. Оказавшись на ковровой дорожке, Арнольд тут же был придавлен навалившимся соседом. В этот момент он подумал, что семья Алещенко становится все ближе и даже роднее. Еще недавно к этой же ковровой дорожке он был прижат гарцующей Валентиной, а теперь пытался с себя скинуть ее агрессивного мужа. Удар в бок придал Арнольду злости, и пружинящее колено резко вклинилось между ног нетрезвого агрессора. Реакция пропустившего удар была неоригинальной.
— Ай, с-с-у-у-ка! Яйца-а-а!
С этим воплем гость потерял инициативу. Вскочив, Арнольд что есть силы приложился кулаком к уху поверженного противника, добавил ногой по ребрам и, ухватив прапорщика за ворот, с огромным трудом выпихнул за дверь. Заперевшись, Арнольд прислонился спиной к двери и тут же от нее отскочил. Алещенко лупил сапогами.
— Если не успокоитесь, милицию вызову! — пригрозил Арнольд.
Удары стали помощней, скрипнули петли. Арнольд посмотрел в глазок. Пинал Алещенко от души. Гримасничал, размахивал руками.
— Вы низко пали, товарищ прапорщик! Вы должны подавать пример, а вы… А вы антипример подаете, — осмелел хозяин жилища.
— Я те паду низко, сучок! Я те так низко паду! По самые твои перепелиные яйца забетонирую. Мне Валька все рассказала, тихушник блядский!
