— Викторыч, ну молодцы наши рекламщики! Что говорится, бдят! Я про круиз. И ребятам такой подарок сказочный. Это ведь смешные деньги. Как сейчас модно говорить, корпоративно отдохнем. Я подумал и решил, что тоже со своей махну!
Я так и вышел из кабинета. С большими глазами и маленькой рюмкой в руке. Объявление с доски снял. Через некоторое время прикрепил уже новое:
В связи со скоропостижной кончиной основателя компании — туроператора «Londberg Skanska Pekaanyska BV», Магнуса Седерстрема, презентационный тур для представителей СМИ «Мечта пилигрима» переносится на более поздние сроки. Деньги, внесенные за поездку, можно получить в редакторате.
Шаурма с белугой
«Солнце мучилось. Оно нехотя выглядывало из-за бледно-серых облаков, а потом лениво уползало за них…»
Так пошленько я хотел начать третью главу романа. Меня спас Саша Фильбаум, человек невысокого роста, с поразительно красивыми чертами лица. Большие зеленые глаза, тонкий нос с небольшой горбинкой, идеальные штрихи губ. Все портила шея. Она была похожа на заводскую трубу. Длинная, сужающаяся к подбородку. Саша не звонил мне лет пять. Не виделись мы и того больше. Хотя нет. Изображение Саши я часто встречал в цвете журнального глянца: «Предприниматель Александр Фильбаум на открытии модного ресторана… Александр Фильбаум играет в гольф со своей новой спутницей Инарой… Александр Фильбаум подарил еврейской школе два ноутбука и фургончик мацы». Последний заголовок, который довелось видеть, из общей колеи выбивался: «Обвал на рынке недвижимости не пощадил бизнес Александра Фильбаума».
Саша построил три высотки с тесными лифтами и плохой канализацией. Заселить получилось только один дом, да и то только на две трети. Жильцы Сашу проклинали. Интервал между приездами лифтов больше подходил для общественного транспорта. Дно шведских унитазов часто напоминало пенистую шапку кофейной кружки. Вооружившись ершиками, жильцы выполняли роль фекальных бариста.
Метр жилья от Саши стоил как на элитном кладбище Монако. Ударил в литавры кризис, элитные клетушки перестали покупать. Но по ночам в оконцах пустующих домов зажигались огни. Это сторож, нареченный Бэрримором, создавал иллюзию обитаемости.
К Саше выстроились очереди. В одной толкались кредиторы, с договорами и не самыми добрыми намерениями. Большинство хотело вернуть деньги. Кто-то имел желание отправить Сашу на еврейское кладбище. Были и страждущие совместить. В другой змейке мялись мастера завуалированного под сочувствие злорадства. Вскоре Интернет рассарафанил новость: «В Александра Фильбаума стрелял неизвестный». На Робин Гуде сэкономили. Спортивные комментаторы в таких случаях восклицают: «Из этой позиции было легче попасть, чем промахнуться». Нет, что-то, конечно, в Сашу залетело, но организм скорее закалился, чем пострадал. Жил Саша за городом, в огромном доме на берегу озера. Трубка заскрежетала кашлем.
— Тема, — зашелся в приступе Саша. — Нет, ну разве это сигареты, сука?! Это сейчас «Винстон» такой, Тема. Раньше я запах «Винстона» или «Кэмела» за три квартала от смолящего чуял. Ладно, сука, вместо табака пихают бумагу. Так они, падлы, по-моему, и ногти туда крошат. Ногти негров, сука, крошат. Ты куришь, Тема?
— Нет. Теперь только пью.
— Правильно. Это меньшее из зол: пойло и бабы. Правда, у меня стоит ныне через раз. А у тебя?
— А у меня кошка вчера сдохла.
— Мои соболезнования. Я давно зарекся кошек заводить. И четвероногих и двуногих. Жрут и гадят. Одни в лоток, другие в душу. Сука… Это не сигареты, Тема! Это убийство.
Кашлял Саша через каждые два слова. Я закрыл глаза. Мне представился длинный коридор с нервно мерцающими лампами. Вдоль стен выстроились колченогие стулья с изрезанными дерматиновыми спинками. На них корчились туберкулезники. Они пучили глаза, становясь похожими на рыбу-телескоп. Они хватались за окровавленные платки, протыкали пальцами воздух и старались удивить друг друга безумными взглядами. Парочка доходяг грохнулась со стульев и замерла. Тут же появился врач. Это был высокий мужчина с чертами лица, напоминающими плохо застывший бетон. Носком ботинка он перевернул одного из упавших и проорал: «Санитары, забирайте!»
— Ты чего замолчал, Тема?
— Бросай курить, Саша.
— Это ты к чему?
— Туберкулез, — говорю. — Люди мрут в коридорах клиник. Они харкают кровью…
— Так, все! Давай к делу, Тема. Короче: мне нужно, чтобы ты взял у меня интервью.
— Интервью? Саш, без обид, но ты ведь хуже, чем Влад Сташевский.
— Неважно, — Саша выдержал паузу. — И чего это ты Влада Сташевского откопал?
— Он сбитый и погребенный летчик. Помнишь, как ты кричал в кабацкий микрофон: «А сейчас для Анжелы и Риты звучит Влад Сташевский». Все проститутки Юрмалы любили тебя и Влада Сташевского.
— Тебе тоже кое-что напомнить?
— Например?
— Восьмое марта в «Ориенте».
— Не надо.
Вечер, упомянутый Сашей, был неудачным: перелом руки, ночь, проведенная в полиции.
— Возьми у меня интервью, Тема, — не унимался Саша.
— Ты никому не интересен.
— Интересен, — Саша вновь закашлялся. — Еще как интересен. И тебе, сука, в первую очередь. Я готов слить все нарушения, все серые схемы по застройке комплекса «Селия».
— И какой тебе в этом прок?
— Все при встрече.
— Допустим, я соглашусь…
— Ты уже согласился. Тема, и одна просьба, раз уж поедешь. Напротив вокзала какой-то араб, очень похожий на дедушку Киры Шмейхель, открыл кафе с шаурмой. Будь другом, возьми парочку порций шаурмы и пузырь «Белуги».
— Может, тебе и дорогих проституток привезти, Саш?
— Нет, проституток мы с тобой как-нибудь потом закажем. А денежку я тебе сразу отдам — не волнуйся. Тема, ну мне реально влом из этой деревни выезжать сегодня.
Торгующий шаурмой привокзальный бедуин и вправду был похож на дедушку Киры. Черные глаза, вопрошающий взгляд, сухие, истрескавшиеся губы, руки во вздувшихся венах. На ушах старика густо кустились седые волосы. Судя по всему, он их не брил специально. Когда дедок заворачивал в фольгу вторую шаурму, я решил отдать свою порцию Саше. Вдруг в питу, подобно парашютистам, приземлились несколько волосинок?
Я вызвал такси и набрал Петю Моршанова. Обвал цен на недвижку, серые схемы, обманутые пайщики… Он такие темы любит. И Петя платит. Вообще-то, все издатели платят отвратительно. Но Петя раз в неделю посещает церковь. Стоя перед образами, он уходит в себя и просит прощения у Господа. В ответ раздается плывущий эхом голос: «Не будь столь скупой тварью Божьей, Петр, и тебе зачтется». И Петя верит, что действительно зачтется, немного выигрывая по гонорарам у конкурентов. Начал я издалека. У Пети растет дочка Регина. Девочке тринадцать лет. Она толстая, неуклюжая, но добрая. Регина играет на фортепиано, поражая своей бездарностью даже самых слабых преподавателей в городе. Но Петя верит в чадо. Отправляет ребенка на конкурсы, не понимая, что всю оставшуюся жизнь ей придется залечивать психологические травмы. Минут пять мы говорили об «успехах» Регины. Затем я перешел к делу:
