К счастью, двустворчатая дверь гостиной распахнулась, и на пороге показался Александр Михайлович, как всегда, в безупречном костюме, белой рубашке и галстуке.
Его появление внесло некоторую сумятицу и оживление.
Он же, не повышая голоса, произнес: «Добрый день». Подошел к вставшей ему навстречу Инге, поцеловал ее в лоб и также негромким внятным голосом продолжил: «Поздравляю с днем рождения. Подарок – у тебя в комнате». И, уже обернувшись к Наталье Сергеевне, словно они здесь были совсем одни, закончил: «Я только вымою руки и приду». И, вновь обратившись ко всем, добавил: «Продолжайте, пожалуйста, я, кажется, вам помешал». Это уже относилось к оратору.
– Нет-нет, Александр Михайлович, – запротестовал тот, обращаясь к отцу Инги по имени-отчеству, хотя, скорее всего, они были ровесники. – У нас как раз тост за родителей.
– Тогда налейте мне шампанского. Я присоединюсь к вам. Всегда приятно, когда в твою честь произносят тост. Правда? – вдруг весело подмигнул он Наталье Сергеевне, сразу как-то преобразившись в свойского парня. И тем не менее в его присутствии я всегда чувствовал некую скованность от его спокойного проницательного взгляда, как бы просвечивающего тебя насквозь.
Сегодня же испытывал и вообще двойную неловкость, чувствуя себя белой, а вернее, коричневой вороной, составляя резкий контраст с преобладающей за столом бледностью Ингиных друзей.
Мне сразу захотелось спрятать под стол свои руки, когда я взглянул на холеные, длинные «музыкальные» пальцы Александра Михайловича.
Спокойно дослушав бесконечный тост, он молча выпил бокал шампанского и приготовился встать.
– Чего тебе положить? – спросила Инга, когда он начал подниматься.
– Да я сам потом чего-нибудь возьму… Впрочем, на твое усмотрение, – добавил он, перехватив ее удивленный взгляд.
Все-таки с отцом Инга была более близка, чем с матерью. И это было очевидно, хотя, пожалуй, не для всех.
Александр Михайлович ушел, сказав напоследок: «Продолжайте. Не обращайте на меня внимания». Хотя не обращать на него внимания было трудновато.
За ним из гостиной вышла и Наталья Сергеевна, а я, чтоб не сидеть столбом, спросил из-за чего-то расстроившуюся Ингу:
– А много у тебя сокровенных желаний? Ведь тренер, наверное, знает лишь одно из них и, скорее всего, самое поверхностное.
– Много… – вдруг устало ответила она, накладывая в плоскую тарелку отца салат с кукурузой и крабами.
– Сказать можешь какие? Или это секрет?
– Могу. Я хочу стать чемпионкой мира – раз. Хочу хорошо закончить институт – два. Хочу встретить надежного и небедного человека – три… (Если первую часть ее третьего сокровенного желания я еще мог как-то примерить на себя, то его вторая половина уже никоим боком ко мне не подходила.) Хочу иметь свой дом (Ингины загады все дальше и дальше отдаляли нас, хотя и я желал бы того же), хорошую семью, здоровых ребятишек… Достаточно или продолжать? – спросила она.
– Вполне достаточно, – ответил я. А про себя подумал: «Могут ли считаться обычные, в общем-то, желания любого нормального человека сокровенными?»
Где-то в середине застолья, когда Александр Михайлович уже окончательно удалился, теперь к себе в кабинет – отдохнуть, я понял, что мы с Натальей Сергеевной изрядно надрались. Я бы даже сказал, «почти до ватерлинии», и свидетельством тому мог быть мой не очень вежливый ответ на ее вопрос.
– Игорь, ты почему не попробуешь селедку под шубой?
– Вы знаете, Наталья Сергеевна, у меня к этому блюду двоякое отношение, – я слегка задумался. – С одной стороны, я его сильно не люблю, а с другой… страшно ненавижу.
– Ха-ха-ха! – весело и громко рассмеялась Наталья Сергеевна, панибратски толкнув меня в бок локотком, словно я только что сказал ей что-то очень смешное. – Ну уморил, Игорек! Может быть, тогда винца? – уже тише спросила она.
– По убывающей нельзя. Можно только по возрастающей: от пива – к вину – водке, а не наоборот, иначе можно напиться.
– Ну, тогда еще по рюмочке?
– Можно, – ответил я, вдруг почувствовав необъятную пустоту и сосущую тоску внутри себя, осознав, что мне, как раненому зверю, пора уходить в свою «берлогу» зализывать раны. И здесь вопрос был лишь в том, можно ли «зализать» раны душевные самостоятельно, без посторонней помощи? Ведь в обычной жизни это работа Бога Времени – Хроноса.
Тренер, в то время пока мы «опрокидывали» с Натальей Сергеевной «по мензурке» и закусывали, уже танцевал на другой, полузатемненной половине гостиной с хрупкой курносенькой подругой Инги, которая дотягивала своей макушкой лишь до его могучей груди. Сама именинница тоже танцевала, с Костей. И надо честно признать: они были великолепной парой. В них чувствовалось некое непринужденное высокомерие, присущее высокоэлитной человеческой породе. То высокомерие, которое ставит перед собой высокие мерки и… достигает их, в чем бы то ни было.
«Кому девушка, а кому водка», – с грустью подумал я и продолжил свои мысли приказом: «Пьянству – бой!», вспомнив при этом шутку моего знакомого приятеля, врача: «Спорт – наш друг, – мы его не трогаем. Алкоголь – наш враг, мы его уничтожаем». Но шутка эта, увы, не рассмешила. Мне по-прежнему было тоскливо и одиноко.
– Не останешься на ужин? – спросила меня в прихожей Наталья Сергеевна, когда я засобирался по-тихому скрыться.
– Нет, мне пора. Родители от маминой сестры должны вернуться. Да и мне завтра рано вставать. Надо выспаться, – ответил я вполне разумно. А про себя подумал: «Проигрывать надо с достоинством».
– Инга! Игорь уходит, – повысила голос Наталья Сергеевна.
Инга вышла из гостиной.
– Может быть, побудешь еще полчасика. Скоро уже все начнут расходиться. И торт ты мой так и не попробовал.
В прихожей мы были одни.
– Да нет, пора. Я завтра рано уезжаю.
– Мне тоже завтра уезжать. Но вставать, слава богу, не рано… Мы даже не поговорили с тобой как следует…
Если бы она знала, как мне этого хотелось. Просто так, сидеть с ней вдвоем и говорить. Или даже молчать. Ведь молчать рядом с любимым человеком совсем нетягостно.
– Оказывается, это очень грустное занятие – справлять юбилей, – незнакомым мне тусклым голосом проговорила Инга. – У тебя ведь тоже скоро день рождения?
– Да. Двадцать три стукнет.
– Старикашка, – по-доброму сказала она и потрепала меня рукой по волосам. – Что тебе привезти из Алма-Аты?
– Кусочек льда с высокогорного катка Медео, если ты выполнишь норму мастера спорта международного класса, и – себя.
– А если не выполню, себя не привозить?
– Привозить, конечно. Просто тогда ты мне подаришь кусочек льда из своего сердца, – словно кто-то дернул меня за язык.
– Ладно, – согласилась она, словно и не обратив внимания на мои последние слова. – Пока…
