Раздалось ржание русистов, по руке потекло что-то мокрое, горячее. Джамбулат – то ли застонал, то ли завыл.
– Живучий, паскуда. На, зарежь его…
Чеченская республика Ичкерия, Грозный. Территория, находяшаяся под контролем бандформирований. 08 июня 20*** года
– Смерть Русне! Смерть русистам!
Попавшая в Интернет запись, на которой чеченский парень на коленях просит прощения у русских за все то зло, которое чеченцы им причинили, потом называет себя и соплеменников грязными свиньями, потом мочится на соплеменника, потом режет ему голову – вызвало в республике настоящее политическое землетрясение. С самого раннего утра – люди со всех районов на автобусах, на телегах и на автомобилях – тронулись в город. На всех въездах образовались пробки, а перед президентским дворцом (бывшим зданием обкома партии) – людской волной, зелеными и черными знаменами – вскипал митинг.
– Ич-ке-ри-я! Ич-ке-ри-я!
– Смерть русистам!
Большинство из тех, кто был на митинге – было уже не спасти. Это поколение родилось свободным, настолько же свободным, насколько свободны волки в горах. И впитали с молоком матерей единственный закон волков: баранов – можно. Если голоден – иди к селу и зарежь барана. И можно было сколько угодно говорить об особенностях Чечни и Кавказа в целом, но, в сущности, вопрос сводился к одному. Ты травоядный, или ты хищник?
А вокруг был город – город по имени Грозный. Кое-как восстановленный, с заложенными кирпичом дырами от снарядов, живущий – и не сдающийся. В нем не было больше ни улицы Льва Толстого, где жил Дудаев, ни улицы Чехова
[48], где он работал – теперь часть улиц была названа в честь героев сопротивления русистам, как былых времен, так и нынешних (существовали улицы Басаева, Дудаева и Масхадова), часть – в честь абреков далекого прошлого, а часть – в честь героев ведущегося сейчас джихада (была улица Осамы бен Ладена, но Масхадов дальновидно распорядился переименовать). В городе больше никто не клал асфальт, не было нормального общественного транспорта – только частные Газели и ПАЗики, объезжающие колдобины. Что строилось – так это всякие кафешки, торговые центры и дорогие виллы. Народ жил бедно – и совсем не случайно на улице Масхадова около новых указателей – часто было написано нецензурное…
Народ жил бедно. Работы не было. Но как то жили. Гораздо лучше устроилось новое поколение – те уже в юном возрасте знали, чем они займутся. По селам возникали целые роды и улицы, специализирующиеся на том или ином виде криминального промысла. Были, например, села, где все взрослые мужчины были водителями и у каждого двора стоял Камаз, а то и не один. А что? Без налогов – цены получались куда конкурентоспособнее, особенно если подрабатывать контрабандой, а в обратный путь – брать похищенных. Кто-то выращивал коноплю, а рядом с городом существовало село, которое занималось производством синтетических наркотиков. Белый китаец
[49] давно сменил прописку – хвала Аллаху, в Грозном существовало сильное химическое образование, ведь нужны были специалисты по нефти. Теперь химики зарабатывали на жизнь совсем другим. В горах – существовали целые фабрики по производству сигарет, открывали цеха – благо в горах хорошо растет табак, сигаретный цех можно разместить в бывшем колхозном ангаре, а прибыльность, с учетом того что табак большей частью свой, а акцизные марки левые, украинские – не меньше, чем на наркоте. В частности – все родственники Шамиля Басаева и он сам – зарабатывали на сигаретах, поскольку вокруг их родного села ничего кроме табака и не росло. Кто-то специализировался на похищениях людей кто-то – на нефти, имея заправки не только в Чечне, но и в России. Благо «самовар» в поле и мутная жидкость в трехлитровых банках – вчерашний день, серьезные люди собственные сети заправок имеют, а их бензин – от настоящего не отличить
[50]. Кто-то тупо предоставлял людей для разборок, в том числе и русским. Было целое село, в котором все мужчины были… киллерами. Были кланы, занимающиеся контрабандой из Грузии… короче говоря, несмотря на общую нищету Чечне удавалось не только выживать, но и жить.
Правда, как и во многих других постсоветских республиках, к четвертьвековому юбилею независимости – социальная обстановка в Ичкерии была взрывоопасной. Связано это было с тем, что те пацаны, которые шли-шли к успеху, и, наконец, пришли – кто по бизнесовой части, кто по политической – на народ срать хотели. И скрывать это получалось все хуже и хуже – раньше, в 90-е – мерилом успеха была пригнанная из Владивостока подержанная японка, сейчас – 600-й Мерседес, а то и Майбах с кортежем. А у людей раньше хоть какая-то работа была, а сейчас – часто никакой не было. Так что, если бы не то, что сделали русисты – в республике запросто могла бы начаться гражданская война, Но теперь – все были вместе. Потому что под сомнение был поставлен главный закон жизни республики: баранов – можно. С этим были согласны все, а те, кто не был согласен – уехали или гнили в земле.
Собрались и корреспонденты – в Грозном не было ни одного официального корпункта (журналист – одна из лучших целей для похитителей), но стрингеров хватало. Они держались по краю пухнувшей как тесто в кадке толпы, залезали на крыши, пускали коптеры, выхватывали те драгоценные мгновения, которые пойдут в эфир, чтобы те, кто интересуется происходящим на постсоветском пространстве – могли понять, что происходит. Выхватывали мгновения, по которым опытный исследователь поймет, что происходило – как по капле, восстанавливают облик огромного океана.
Ступеньки бывшего здания обкома. Перед ним – люди, несмотря на тесноту на площади – расступились, дали место. Несколько десятков чеченских мужчин – исполняют зикр – воинственный танец кавказских горцев. С воинственными криками – они рысят друг за другом по кругу, а какой-то седобородый старик – машет палкой сбоку, как будто подгоняя бегущих. Среди бегущих тех, кто в форме – меньшинство; вон этот в синем китайском спортивном костюме, этот – несмотря на жару в шляпе и в кожаном пальто, а вон тот и вовсе – в брюках и белой рубашке. Но все они – в круге, каждый из них делает то же, что и другие, и ни один из них не остановится, пока не упадет от усталости. Они – народ. Чеченский народ, который не согнуть, не сломать.
Вот палатка – на самом краю. Тут все серьезно – никаких зикров, никаких криков. Любой документ, пара вопросов – и тебе с Камаза выдают автомат. Камаз с частными номерами, и люди – тоже не имеют отношения к государству: они делают, что считают нужным. Государство тут тоже присутствует – вон, стоит Нива, на ней мигалка и надпись «военная police». Люди с оружием и в форме – переговариваются по рациям, но ни во что не вмешиваются.
