«Все-таки это не Антон». Анна была почти уверена, что муж на такое не способен, да и логики в произошедшем не было совершенно. Только странно вот что: с тех пор как Анна вышла из комы, она чувствует себя иначе, и не сказать, что лучше, но по-другому, не так, как в последние три месяца нормальной жизни до этого. Лакрицина теперь понимала, что у нее были какие-то дикие перепады настроения, немотивированная агрессия, неосознанные поступки, и вообще она вела себя словно глубоко беременная волчица. Взять хоть тот же ужасный случай с убийством Катерины! Анна много раз прокручивала этот момент в голове, но ничего, кроме гаечного ключа в своей руке и разбитой головы Афанасьевой, не могла вспомнить. Да и что было потом, тоже непонятно, словно Анна попала в какой-то густой и плотный туман безумия, из которого вышла только сейчас.
— Нервы! — вздохнула она. — Всему виной нервы!
Анна решила первым делом добраться до Яблочной или Яблоневой улицы в своем городе, но до него было сто километров по трассе, а у нее — ни документов, ни денег, ни машины. Рассекать по городу на угнанной «Газели» было верхом безумия, и даже с дважды разбитой в одном месте головой Анна это прекрасно понимала. Без паспорта не купить симку, значит, нет Интернета, без денег не доехать до города, без машины вообще как без рук…
«Но если побег Марии был так тщательно спланирован и даже припасены продукты, неужели они совсем не оставили ей денег? Или паспорт?» Лакрицина решила поискать и принялась переворачивать все ящики и коробки. Через час, взмокшая как мышь, она так и не нашла ни денег, ни паспорта. «А с другой стороны, если подумать, зачем ей деньги, если она все равно планировала месяц отсюда не высовываться, и зачем паспорт, если ее ищет полиция?»
Надо было придумать что-то другое, чтобы обойтись без денег и документов и как-то доехать до города, а потом еще попасть в интернет-кафе и постараться разыскать Марию Максимову. Или Марину? Анна напряглась, она со страшной скоростью забывала то, что с ней происходило в коме.
Лакрицина пошла в душ и долго, до красной кожи, смывала с себя запах тюремной больницы и кровь, которая, кажется, намертво въелась в ее волосы.
— Надо как-то изменить внешность! — Анна с интересом разглядывала себя в зеркале, она уже и вспомнить не могла, когда последний раз видела свое отражение. — Не так уж и плохо! — решила наконец Лакрицина, если не брать во внимание рассеченную бровь, разбитую голову и темные круги под глазами.
Анна открыла шкафчик в ванной и достала ножницы и бритву. Сначала она отстригла под корень волосы, а затем хорошенько прошлась по голове безопасной бритвой. Теперь она смотрела в зеркало и не узнавала себя — правду говорят, что другая прическа или ее отсутствие может изменить человека до неузнаваемости. Анна изменилась так, что ее практически нельзя было узнать, вот только одного не предусмотрела: в начале осени ее загорелое за лето лицо смотрелось вызывающе черным на фоне белоснежной головы. Ее лысый череп был не просто белого цвета, он сверкал как льды Антарктиды и буквально притягивал к себе внимание.
Лакрицина повертела головой. С одной стороны лысина смотрелась вполне даже неплохо, но с другого бока рваная рана и рассеченная бровь выглядели просто чудовищно. Анна достала из аптечки лейкопластырь. Сначала она залепила бровь, затем несколькими лентами пластыря скрыла рану на голове.
Она вернулась в комнату и оделась в джинсы, футболку, свитер и куртку-дождевик, которую тоже нашла в шкафу. Немного поколебавшись, решила не маскировать лысину, рассудив, что если все будут пялиться на ее обритую голову, то никто не запомнит лицо.
Анна вышла из дома и замерла посереди двора: что дальше? Идти до города пешком? А там? Как найти деньги? И в этот момент ее взгляд упал на перевернутую инвалидную коляску Марии, которая так и осталась лежать за углом дома. Лакрицина немного опешила от своих мыслей, но тотчас прогнала неловкость и сомнения, решив, что после стольких убийств, соучастницей которых она стала, притвориться инвалидом будет не самым тяжелым преступлением. Анна подняла коляску, волоком вытащила ее за пределы двора, закрыла калитку в железных воротах на ключ и огляделась. Улица была пустынна, дома рядом стояли с забитыми ставнями, скорее всего, там уже давно никто не жил. Чуть поодаль небольшой домик был явно жилой — в огороде сушилось белье, а еще дальше стоял коттедж с очень высоким бетонным забором и тоже с железными воротами.
— Черт-те что, но найти здесь беглого преступника будет очень трудно, — ухмыльнулась Анна и села в инвалидную коляску. Все-таки она испытала что-то вроде приступа необъяснимого стыда, но постаралась взять себя в руки и неуверенно покатилась в сторону остановки общественного транспорта.
Лакрицина стерла руки в кровь и отругала себя за непомерную тупость — она просто не догадалась взять с собой перчатки, и теперь ее ладони от постоянного соприкосновения с колесами коляски покрылись кровавыми мозолями. Анна добралась до автобусной остановки и остановилась, чтобы перевести дух и подуть на руки.
— На, матушка, возьми на хлеб. — Худенькая старушка положила Анне на колени пятьдесят рублей, бабулька решила, что Лакрицина с протянутой рукой просит милостыню. Аня вспыхнула всем лицом, ей было так стыдно, так нестерпимо совестно, что и словами не передать. Но деньги были нужны, и поэтому она лишь тихо поблагодарила старушку, так и не решившись поднять на нее глаза.
Глядя на бабульку, Анне стали подавать милостыню и другие женщины, которые находились на остановке, и только мужчины презрительно отворачивались.
— Пусть работать идет, — пробубнил толстый парень в засаленной куртке, он держал бутылку пива. — А то совсем обленились эти бабы. — Свободной рукой он поправил свое хозяйство.
Анна растерялась. С одной стороны, деньги на проезд были очень нужны, а с другой — ей было невыносимо стыдно, так, что горели щеки.
— Она больная, — запричитала старушка с семечками, — вон, и волос-то нет, куда ей работать?
— Пусть работает! — громко рыгнул толстый парень и смачно сплюнул себе под ноги.
Лакрицина не спорила, не возражала, она просто не убирала открытые ладони, куда добрые жители Ежайска накидывали ей мелочь. Когда собранная сумма составила около двухсот рублей, Анна решила прекратить эту пытку, потому что теперь денег хватало на проезд туда и обратно, и даже на интернет-салон при условии, что она весь день не будет есть.
Подошел пригородный автобус, который Анна терпеливо дожидалась под сочувственными, презрительными и осуждающими взглядами честных граждан, и теперь перед Лакрициной встала неожиданная проблема: как попасть внутрь? Оказывается, подошедший автобус был совершенно не приспособлен для перевозки колясочников, мало того, даже если бы Анна каким-то чудом попала в него, там было бы просто не развернуться другим пассажирам. Лакрицина в панике заметалась по остановке, ее нервные действия не остались незамеченными. К ней подошел коренастый мужчина в выцветшей куртке и склонился прямо к ее лицу.
— В автобус надо? — спросил он, обдавая Анну волной крепкого перегара.
