В город мы прибыли
глубокой ночью.
Он был больше, чем
Отстойник, и как Ракушка, стоял прямо на берегу бухты. В лунном свете красиво
мерцали беломраморные башни его цитадели.
— Это
хорошо, — оценил призрачную красоту поэтичный Ряха. — Значит мрамор
местный, есть из чего строить. Вон ту башню видишь? — показал он
некультурно грязным пальцем на тонкий, устремлённый ввысь белый ажурный
столбик, застывший в тёмной синеве ночного неба, словно мачта белого кораблика,
плывущего на юг.
— Вижу… —
отозвалась я ворчливо, пытаясь совладать с пританцовывающим конем, чувствовал
он, паразит, что всадник на нём неопытный. — И что?
— Знамя на
ней закрепим.
— Как
скажешь.
Ряхиной
уверенности я не разделяла. Слишком неприступными казались отсюда белые стены.
Мы же были пока только на окраине города, в районе трущоб.
Этот район клином
врезался в добропорядочное городское тело и именно его Ряха выбрал для того,
чтобы как можно быстрее попасть в центр города. Рассуждал он так: трущобы
повидали всякого, шестнадцать конных они тоже переживут и не подавятся.
Так оно и
получилось, по трущобным местам мы проехали без приключений, спокойно миновав и
весёлые заведения, и ночлежки, и притоны всех мастей. И ни у кого не возникало
желания остановить нас и поинтересоваться, что это мы тут ночью делаем.
Но только
выбрались в приличную часть города, как сразу напоролись на конный дозор.
И по закону «на
ловца и зверь бежит» и ловец, и зверь прекрасно поняли, что вот и встретились
на узкой дорожке.
Стычка была
короткой.
Моё участие в ней
свелось к нулю: всё равно единственное, что я могла бы сделать, — это
огреть кого-нибудь медным чайником. Орудовать копьём-знаменем я не умела и не
горела желанием учиться этому во время столкновения. Но хвала Медбрату, пока я
хлопала ресницами, обошлись и без моего чайника.
Горцы сражались
хорошо, не просто хорошо, а с удовольствием. Видно, давно им хотелось
разобраться с городскими неженками, жирующими за чужой, то есть за их, счёт,
так что деревню, где вербовать сторонников, Ряха выбрал правильно. Бились они
скупо, но результативно — половину дозора надолго выбыла из строя.
Мы же потеряли
одного. Парня из числа тех, кто отсёк себе хвост, насадили на копье, как
бабочку на булавку. Он и умер-то, не успев ничего понять. Слабое утешение, но
всё-таки…
Исход стычки был
предрешён, — Ряха своим отрядом упрямо таранил дозор, запирающий ему путь
к цитадели, и когда это сообразили те, кто остался в живых, они предпочли
отойти в соседние улочки и проулки с его пути.
Стычка завела
Ряхиных людей, они почувствовали запах крови, озверели. Тело своего не стали
оставлять на чужой мостовой чужого города, перекинули через седло его же коня,
повод взял и прицепил к луке седла один из друзей погибшего.
На волне азарта,
возникшего после схватки, отряд миновал последние улочки и ворвался в цитадель.
Она-то, как раз, и была практически не защищена, сонную стражу у ворот мы
просто смели, а сами ворота закрыты не были.
Видимо, жизнь в
городе была спокойной, никто не ложился спать, закладывая кинжал под подушку на
всякий случай, и уж конечно в страшном сне не могло привидеться, что с гор
спустится легионер без королевства. И без хвоста. И которому глянулся город у
моря.
Ряха приказал
наглухо закрыть ворота. Медленно закрутился барабан. Заскрипели, закаркали
цепи, похоже, тронутые ржавчиной от долгого неупотребления. Опустилась решётка,
отрезая нас от внешнего мира.
Мы остались на
беломраморном кораблике.
Миновали темный
воротный туннель, выехали на площадь, залитую лунным светом.
Яркая полная луна
висела прямо над цитаделью. Размытые пятна теней тянулись за нами.
Копыта странно
тукали по мраморным плитам. Цитадель казалась вымершей.
Горцы двигались
кучкой, вплотную друг к другу, — нависающие со всех сторон стены их
пугали.
Ряха ехал впереди.
Его конь уверенно
печатал шаги, Ряха не менее уверенно направлял коня к большой полукруглой
лестнице, выливавшейся, по-другому и не скажешь, на площадь из высоко
расположенного входа в громадное здание, занимавшее большую часть внутреннего
пространства цитадели.
Конь, прицокивая,
стал взбираться по пологой лестнице: темный конь и темный всадник на
ослепительно белых, отливающих блёстким голубым отсветом плитах.
Мы замерли внизу,
сгрудившись у подножья.
Конь вынес Ряху на
верхнюю площадку, кокетливо перебирая ногами, боком приблизился к высокой
двери.
Не слезая с коня,
Ряха наклонился и дёрнул громадную дверь за ручку. Дверь не поддалась. Ряха
дернул сильнее. Медленно образовалась щель, правая створка плавно отворилась.
За дверью была темнота.
Ряха обернулся,
увидел, что мы переминаемся у начала лестницы, и сказал нам сверху вниз:
— Чего
замёрзли? Заходите.
* * *
Самое смешное, что
цитадель, действительно, спала.
* * *
В огромном гулком
вестибюле даже конные всадники смотрелись маленькими. Высокий потолок
поддерживали ряды колонн, словно руки, упирающиеся ладонями в небесный свод.
Зал по периметру опоясывали ленты балконов. Здесь тоже было светло, хоть и не
так, как на площади: пробитые в потолочном своде окна щедро пропускали внутрь
призрачный лунный свет. И темнота за дверью была ненастоящей, обманчивой.
В помещении Ряха,
наконец, соизволил спешиться. Спрыгнул с коня и пошёл себе по залу, разминая
ноги. Конь, как собачонка, шёл за ним.
«Странный у нас
какой-то переворот» — подумала я.
В свою очередь
спешилась и, держа коня под уздцы, стала прикидывать, к чему бы его прицепить.
Когда кругом всё мраморное, тоже плохо, не жилой дом, а гробница какая-то.
Решила привязать
коня к перилам лестницы, ведущей на балконы второго яруса. И прислонить к ней
же знамя, с которым я таскалась, как кое-кто с кое-чем, уж не чая от него
отвязаться.
Наверное, от
облегчения, что я с него слезла, мой конь сделал аккуратную пирамидку на
блестящем полу.
Горцев это
оживило, словно конь-земляк выразил их общие чувства к этому месту: «Накласть
мы хотели на ваши дворцы!» И теперь им можно было не приглядываться опасливо к
высокому потолку, опасаясь, что он рухнет на незваных гостей. Перила лестницы
были негласно признаны коновязью.
Ряха закончил
осмотр и вынес приговор:
— Неплохая
прихожая. Холодная только, зимой этот мрамор холод так к себе и притягивает. Ну
ладно, пора кого-нибудь живого найти. А тебе, Двадцать Вторая, отдельное
задание.
