Дорога людей
сближает: первый же ночлег это показал.
Один из горячих
парней решил проверить, для каких-таких нужд я в отряде присутствую.
Пришлось,
улыбаясь, пнуть его без предупреждения пониже коленки, а пока он прыгал на
одной ноге и ругался, сотворить заклинание. Вытянула из голенища сапога
шпаргалку, прошипела нужные слова, — и нахал украсился рогами.
После таких крутых
мер в глазах остальных, наблюдавших за развлечением, засквозило что-то,
отдаленно напоминающее уважение.
Тут и Ряха
подоспел, отвесил рогоносцу хорошего тумака, а для остальных произнёс
проникновенную речь на тему: «Баба — она тоже человек, и не хихикать мне там,
во втором ряду. А кто будет от дела отвлекаться, промеж рогов получит, — у
меня не заржавеет! А кому порядок не нравится, — может валить до дому,
пока деревня ещё близко. Я сказал!»
Глядя на
выпирающие из темени сотоварища «острые роги», остальные повстанцы впечатлились
Ряхиной речью, особенно второй её частью, первую оставив целиком на совести
витающего в облаках короля.
Потом Ряха своей
королевской дланью обломал рога с макушки провинившегося и тот, поглядывая в мою
сторону без особой любви, постарался стать как можно незаметнее.
— Ничего, —
сказал мне Ряха, когда мы сидели с ним у затухающего костра в качестве
дозорных, а остальная братия дрыхла. — Они обломаются.
— Как
рога? — хмуро отозвалась я. — Не знаю. Этот тип, во всяком случае,
все свои душевные силы потратит на то, чтобы самозабвенно меня ненавидеть. Но,
судя по его прыти, человек он решительный и предприимчивый, скорее всего,
выдвинется к тебе в помощники.
— Не
выдвинется, — ухмыльнулся Ряха.
В темноте было не
видно, по голосу чувствовалась нехорошая ухмылка у него на губах.
— Почему
это? — удивилась я. — Решительные люди на вес золота.
— Может быть,
он решительный, может быть, он и будет играть какую-то исключительную роль, но
не у меня, — сказал Ряха. — Он покусился на женщину вождя, такого не
прощают.
— Ряха, —
фыркнула я. — Но я же не женщина вождя, о чём ты говоришь?
— Двадцать
Вторая, ты не понимаешь правил игры, — серьёзно сказал Ряха. — Это —
не ваша Ракушка, не Огрызок. Воевать парни будут неплохо, но в головах у них —
их деревня, другого мира они не знают. И ты для них можешь быть только в двух
видах: либо моя, либо общая. А всё, что моё — для них неприкосновенно.
— Ну я же
ничья, — снова фыркнула я. — Ох, и в переплёт я попала. В Отстойнике
ты по-другому говорил.
— Давай
условимся, что для них ты — моя, — попросил Ряха. — Чтобы они зря не
мучились. Потому что времени у нас нет и надо либо долго-долго объяснять им,
что мир совсем не так прост, как они думают, либо дело делать. Завтра мы
навестим одно местечко, хочу посмотреть их в столкновении с порядком.
* * *
В это одно
вышеупомянутое Ряхой местечко все умелись ещё до зари, оставив меня у потухшего
костра, даже не разбудили.
Не скажу, что всё
это мне особо нравилось: я боялась, не скатится ли Ряха до банального грабежа,
с его-то богатым опытом противостояния с официальной властью. А ему здешними
людьми ещё править, если дело выгорит.
С другой стороны я
совершенно не представляла, как можно прийти к власти мирным путём. Точнее,
очень ярко представляла, как сделал бы это Профессор, если бы оно ему было
надо, но методы Профессора для Ряхи совершенно не годились.
Но с другой
стороны, если разобраться, девять десятых населения этой земли послушно примут
любую власть, если она придёт из города у моря, потому что им, по сути,
совершенно всё равно, кто ими правит. И биться надо с оставшейся одной десятой,
которая и есть власть, и которая будет за эту свою власть держаться до
последнего.
А настраивать
против себя простых жителей — опасно и, в конечном итоге, неправильно.
Но это мне здесь,
на привале, рассуждать легко.
Пока я маялась в
раздумьях, попивая у костра чай из нашего многострадального чайника, Ряха и его
люди вернулись, к моему несказанному облегчению.
Вернулись они
гордые и важные: операция прошла успешно, нового оружия на них прибавилось.
Привезли и еды. Но отряд был неполным: отсутствовал тот самый рогатый нахал.
Как объяснил
огорчённо Ряха, он, рогатый, переусердствовал в героизме и его ранили. Пришлось
оставить на лечение у добрых поселян.
Понимать это,
видно, надо было так, что чересчур ретивого типа Ряха аккуратно изъял из
обращения, не желая иметь в отряде очаг брожения. И, похоже, этому типу безумно
повезло с ранением, ведь в будущем он мог и в бою, к примеру, пасть…
Затем Ряха, когда
его повстанцы уселись в кружок питаться привезённым, отозвал меня в сторону и
щедрой рукой отсыпал мне в ладонь горсть монет.
— Возвращаю
за постой в трактире, — объяснил он. — Спрячь на место тех,
истраченных.
— Так что вы
делали? — спросила я, нерешительно взвешивая монеты на ладони. —
Стригли шерсть с «добрых поселян»?
— Обижаешь,
Двадцать Вторая, — прогудел Ряха. — Не веришь ты в меня, как в
короля. Мы напали на сборщиков налогов, везущих деньги в город. Я посмотрел,
как парни с копьями управляются, раз. Мы поправили наши финансовые дела, два. И
мы вернули жителям налоги — это три.
Этим «три» Ряха
меня потряс.
— И как вы
всё это осуществили? — поинтересовалась я недоверчиво. — Ловили
добрых поселян и вкладывали им насильно в ладони монетки? И если вы вернули
налоги, то, не пойму я, хоть убей, каким образом мы поправили наши финансовые
дела?
— Ну ты всё
буквально понимаешь, нельзя же так… — пробурчал Ряха. — Вернули мы,
конечно же, часть. Доехали до ближайшей ярмарки, купили еды, и рассыпали там,
прямо на площади, денег так примерно с ведро. В основном мышек и кошек.
Объяснили, что это не налоги — а чистый грабеж. Теперь разговоры пойдут. Мне,
вообще-то, от сборщиков не сколько деньги, сколько сведения были нужны. Про
город побольше узнал, где что находится, какие пароли и всё такое. Теперь ясно.
Опять же на людей посмотрел. Сегодняшнее дело — это же так, семечки-игрушки. А
человека видно. Но теперь нам отсюда уходить надо. Если бы просто деньги
отобрали, — может быть, с рук и сошло бы на первый раз. Ну а так, с возвратом
— нипочём не простят.
Уходить, —
так уходить. Я мрачно думала, что нищему собраться — только чайник к седлу
привязать.
Когда отряд,
шайкой его называть у меня язык, всё-таки, не поворачивался, наелся, мы
покинули привал и понеслись дальше, уже торной дорогой.
Скромный Ряха
стремился попасть в город раньше, чем слухи о его геройстве и великодушии.
Поэтому мы гнали
во весь опор.
* * *
