Скалились они зря.
Ряха не пальцем был делан и выдрать меня из-под его руки не смог бы даже Легион
Обрубленный Хвост в полном составе.
— Отличные
друзья! — подхватила я, бесцеремонно оглядываясь по сторонам. — И за
это, несомненно, стоит выпить.
Это предложение
сдружило всех нас ещё больше.
Было выпито и не
по разу. Свою порцию я пригубливала, а потом сливала Ряхе в кружку, про себя
думая, стоит или не стоит расстраивать его информацией, что сестра слёзку тоже
не переносит.
А потом мы долго и
проникновенно пели длинные задушевные песни, пока не рассвело и мгла за окнами
из чёрной не стала серой.
Это, видно, и было
сигналом к закрытию кабачка.
Тем же манером,
как спустились, мы с Ряхой величественно ушествовали на второй этаж.
В коридоре,
предчувствуя близкую постель, он всё-таки споткнулся. Еле его удержала.
— Ничего,
Двдцать Втрая, — заплетающимся языком выговорил Ряха. — Я в пррядке!
— Мы оба
там, — утешила я его. — Последние шаги, терпи, король.
— Из
последних сил терплю, — признался Ряха. — Скоро лопну.
— Тогда пошли
на двор, — вздохнула я и повела его к лестнице на кухню.
На кухне было тихо
и безлюдно, лишь дремал на лавочке мальчишка. Уличная дверь была закрыта на
огромный кованый крючок.
Ряха, наконец-то,
первый раз за ночь отпустил мои плечи, поддел пальцем крюк и, без церемоний
толкнув дверь головой, исчез во дворе. Дождь так и полосовал деревню.
Я стояла,
прислонившись к косяку, и дремала, потому что держаться в вертикальном
положении самостоятельно сил у меня тоже уже не было, всё-таки несколько часов
орать незнакомые песни — это не семечки щёлкать.
Ряха вернулся
мокрый (от дождя, не подумайте чего плохого), но куда более бодрый, чем вышел.
И дождь его освежил, и мечта осуществилась…
— С
облегчением, — поздравила я его, просыпаясь.
— Спасибочки, —
отозвался счастливый Ряха. — Хорошо-о-о… Как Медбрат по душе босиком
прошёл. Ну, теперь и жить можно. Пошли.
И мы снова стали
подниматься.
И поднялись, что
удивительно.
Я довела Ряху до
его кровати, проследила, чтобы он упал в неё, а не мимо — сама удивилась своей
заботливости и решила, что я или святая, или это меня забавляет, или я
оправдываю злоупотребление слезой Медбрата только будущим королям и только в
карьерных целях. Одно из трех.
Прошла к себе и,
задумчиво глядя в залитое дождём оконце, вспомнила последние строчки песни,
которую мы старательно пели перед тем, как разойтись:
А четвертого,
толстого, съели…
Забралась под
одеяло, обняла подушку и заснула, думая, где может пережидать в горах такой
обложной дождь золотой дракон. Или на той высоте дождя не бывает, только снег?
* * *
Поспать дольше
обеда мне не дали — принесли завтрак.
Девушка, не доверяя
это дело мальчишке, сама внесла поднос с молоком и свежими, ещё тёплыми
булочками.
— Спасибо, —
сонно пробормотала я из-под одеяла. — Поставьте там, я сейчас… —
надеясь, что девушка уйдёт, и я буду спать дальше.
Но у девушки были
другие планы.
— А что хотел
бы получить на завтрак ваш спутник? — спросила она заботливо.
И я про себя
подумала: «И Ряха плакался, что в любви ему не везёт…»
— Вы ему
кислого молока полведра принесите, — посоветовала я. — Он будет вам
очень признателен. И мяса кусок. После вчерашнего веселья иных изысков он не
оценит.
— Полведра? —
изумилась девушка.
— Никак не
меньше, — вздохнула я, пытаясь замаскировать этим вздохом зевок. —
Кислого молока надо столько же, сколько накануне было выпито слёзки. А он никак
не меньше полведра её откушал.
— Но
полведра… — продолжала сомневаться девушка.
— Королевская
доза, — объяснила я. — Причём нести лучше в ведре, — пить
удобнее.
— Хорошо,
пойду, ведро найду, — немного растерянно решила девушка и вышла.
Тёплые булочки
искушающе пахли. И неуклонно остывали.
Плюнув на сон, я
занялась ими, лениво думая, обратит ли девушка внимание на слова «королевская
доза» или нет.
Дождь так же
сеял, — а это, значит, вечером кабачок будет полон.
Как я и
предсказывала, Ряха с благодарностью похмелился полуведром кислого молока и
вновь развил бурную повстанческую деятельность, огорчив девушку невниманием.
Жуя на ходу
мастерски запечённое на углях мясо, он вошёл ко мне в комнату, протянул лист
бумаги и карандаш, и сказал:
— Записывай.
И принялся
диктовать имена и занятия людей, с которыми вчера познакомился.
Я уже исписала
лист с обеих сторон, — но имена всё ещё не кончались.
— Да ты же
после вчерашнего и своё-то имя забыть должен? — удивилась я.
— Я же вчера
не развлекался, а дело делал, — с глубокой внутренней логикой ответил
Ряха.
— Дело — не
дело, но от такого количества слёзки и кони дохнут, — предупредила я.
— Знаю, —
серьёзно сказал Ряха. — Но по-другому мне бы и не поверили. Помыться бы…
— Обратись к
доброй девушке, что носит тебе вёдрами кислое молоко, — посоветовала
я. — Похоже, в её сердце для тебя открылся хороший кредит.
— То, что
простительно легионеру, непростительно королю, — заявил вдруг Ряха.
Я даже немного
опешила.
— Ты
серьёзно?
— Серьёзно, —
кивнул Ряха. — Я прикинул, что к чему и понял, что меня зацепило: мне
интересно стать королём. Я почувствовал, что это — моё. Понимаешь? И мне сейчас
совершенно не хочется отвлекаться на девушек.
— Ря-а-а-а-ха!..
Я тебе всего лишь помыться в бане предлагаю! — всплеснула руками я. —
Просто для тебя — девушка сдвинет банный день. Для меня — нет. Потому что она
тобой явно очарована.
— Ладно,
уговорила, — величественно кивнул Ряха.
Как я пророчила,
банный день впервые в истории заведения сдвинули.
Ряха помылся — и
снова плотно засел в общем зале.
Туда понемногу
подтягивались новые друзья и знакомые, проспавшиеся после весёлой ночи и теперь
мучительно соображающие на трезвую голову, не привиделось ли им вчерашнее от
слишком большой дозы горячительного?
Входя в зал и
узрев Ряху, некоторые заметно вздрагивали, и на лицах у них появлялось
тоскливое выражение: «не привиделось…».
Зато у других
зажигались глаза: нудный круг привычных забот порвался о Ряху, как о клинок.
