Профессор, Рассвет
и Град занимались ранеными лошадьми.
А потом сели
подсчитывать убытки.
Убытки были весьма
впечатляющи: сгорело сено, сгорел овёс. А сейчас, весной, когда до плодородного
лета еще жить и жить, всё это стоит втридорога. Каменный остов конюшни остался,
но всё деревянное внутреннее убранство выгорело. Когда кони оправятся от ожога
— непонятно. Решили отвести их к нашему кучеру: у него во дворе и стойла
свободные найдутся, и в лечении лошадей он больше понимает, чем мы. Во всяком
случае, с коновалом объяснится на его языке и друг друга они поймут.
— Мы лишь
одна далекая ячейка целой сети, — сказал Профессор в итоге. — Поэтому
нам в чем-то труднее, но в чем-то и легче, чем живущим здесь. Другое хозяйство
от такого ущерба ох не скоро бы оправилось. А это значит, что тактика
поджигателя чрезвычайно эффективна. Выводов из пожара на складах он не сделал и
продолжает работать на устрашение.
* * *
На следующий день
до обеда я возилась на кухне, варила для Льда всякие отвары по рецепту,
выданному лекарем, которого вытащили из постели, как только рассвело.
Рассвет и Град
опять исчезли, что-то никак не получалось у них поймать этого гада.
А после обеда я
побежала к Ряхе. Его подготовка к турниру и меня зацепила, было интересно, чем
он занимается сегодня.
По всей полянке
были раскиданы камни из Ряхиной коллекции тяжестей.
А сам невозмутимый
Ряха истязал себя очень изуверским способом: избавлялся от волос на теле. Просто
вырывал их пальцами, словно это была сорная трава на грядке.
— Великий
Медбрат! — охнула я, когда увидела всё это. — Ты с ума сошёл?
— Вы
горели? — даже не прореагировал на мой вопль спокойный, как скала, Ряха,
продолжая выдирать волосы пучками.
— Мы, —
подтвердила я. — Сначала таможня загорелась, мы поехали смотреть, а домой
вернулись, — наша конюшня полыхает.
— Плохо, —
поморщился Ряха.
Не знаю, от чего
поморщился: от того, что больно дернул, или от того, что наша конюшня сгорела.
— А зачем ты
волосы удаляешь? — спросила я.
— Ну,
во-первых, так мышцы лучше видны, а во-вторых, маслом перед боем удобнее
натираться, — объяснил Ряха, стряхивая остатки своей собственной
растительности с пальцев.
Я ехидно подумала,
что если кожу содрать, то мышцы еще лучше видны будут. И процедура эта,
наверное, ничуть не больнее выдирания волос вручную.
— Ну, раз ты
здесь, давай приседать, — оставил, наконец, Ряха свое душераздирающее
занятие.
Пока я ухала вверх
и вниз на Ряхиной шее, рассказала между делом о том, как красиво вылетел из
окна таможни сейф и как смешно выпрыгивал оттуда же начальник Службы Надзора.
Ряха слушал молча,
было вообще непонятно, слушает ли он меня или считает про себя приседания. Но,
поскольку не останавливал, я рассказывала да рассказывала.
Сделав семь
подходов, Ряха решил, что наприседался сегодня достаточно.
Пробурчал:
— Я вот не
пойму, чего вы там у себя собак во дворе не держите? Были бы собаки, —
целее конюшня была бы.
— Ой, Ряха, я
и сама не знаю, — призналась я. — Экономим, наверное. Еле-еле кота
вытягиваем.
— Рассказывай! —
фыркнул Ряха. — Да у вашего Огрызка такие доходы, что у вас у каждого
ночной горшок должен золотым быть!
— Бедные
мы! — решительно опровергла я Ряхины слова.
— Ага, —
кивнул Ряха. — Такие же бедные, как я хилый.
Ну да, хилым Ряху
и заклятый враг бы не назвал, особенно сейчас.
— Может быть,
и заведем после такого… — неуверенно пообещала я. — Нам бы этого
поджигателя найти — вот это было бы дело!
— А
ищете? — спросил Ряха, подняв бровь.
— Ищем, да
пока без толку что-то.
— Не горюй,
не одни вы ищете.
— Ты
тоже? — прямо спросила я.
Ряха отвечать не
пожелал. Да и без этого было ясно, что ищет, было бы даже странно, если бы не
искал.
— А может ты
с нашими объединишься? — попросила я. — Вместе быстрее найдете, а?
— Нет, мы из
разных помоек, — отказался поэтичный Ряха.
— Ну, тебе
видней, — разочарованно пожала плечами я.
— Завтра
приходи, — попросил Ряха. — Времени мало осталось, теперь каждый день
на счету.
— Хорошо, —
прищурившись, я ещё раз оглядела его безволосый теперь торс. — Если
получится.
Кое-где на груди
выступали капельки крови из ранок, оставшихся после выдирания волос.
«Стервы они, эти
бабы, — подумала я сочувственно. — Ну до чего мужика довели! Тоже
хочет быть красивым, не хуже помощника мясника».
Глава шестнадцатая. В ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВЕ
В
представительстве было пусто, только одурманенный снотворным Лёд спал в своей
комнате. Причина была проста: пришёл корабль. С мыса его заметили наблюдатели,
а поскольку у Профессора и там были люди на жалованье, оперативно отправили голубя
в Огрызок.
Профессор, Град и
Рассвет понеслись на берег, чтобы успеть разгрузить его и отправить обратно до
темноты.
Значит, вечером
можно будет почитать письма из дома, а потом — целый месяц вспоминать их, то
целыми отрывками, то отдельными строчками, произнося про себя, словно пробуя на
вкус присланные домашние сладости. Наверное, так и рождались заклинания на заре
времен, когда с отдельными словами никак не могли расстаться.
И в лавочке
Профессора опустевшие полки снова заполнятся, надо же зарабатывать на сгоревший
овёс и сено.
Тем более, что
клиентки, похоже, тоже прознали про прибытие корабля, — и в запертую дверь
«Лавки Южных Товаров» бухала кулаком какая-то грудастая дамочка.
Услышав стук, я
высунулась из окна второго этажа и, свесившись вниз, вежливо объяснила
посетительнице, что «Лавка Южных Товаров» закрыта в связи с прибытием груза, и
сегодня работать не будет.
Пышногрудая дама,
одетая ярко, в том неуловимом, но характерном стиле, в каком здесь одевались
владелицы лавочек, жёны купцов и прочих торговых людей, посмотрела на меня,
словно я была её личный заклятый враг и, ни сказав ни слова, ушла.
Я подивилась всему
этому, потому что среди постоянных посетительниц Профессора её не припомнила, а
для случайно зашедшей к нам покупательницы она отреагировала как-то слишком
близко к сердцу.
Потом я решила,
что дама, наверное, тесто на булочки поставила, да ваниль у нее кончилась или
корица — с чем она там больше любит печь. Вот она и понеслась к нам, а тут
такой сюрприз.
В записке,
оставленной Профессором, он просил накормить голубей.
