Ну что сказать…
Тоже неплохо. Только душа, почему-то, не поёт…
* * *
Одно в этой
душераздирающей истории было несомненным благом: я, наконец-то, перестала звать
по ночам дракона, соответственно и сон стал крепче.
И уже даже
подумывала, не сообщить ли об этом Ножу, чтобы порадовался, но лень было бумагу
пачкать. Да и веселее не стало, но зато в душе воцарился зимний покой.
Зато покоя не
давали участившиеся в Отстойнике пожары. Ночи не проходило, чтобы не полыхнуло
то тут, то там — и, если уж занималось, то всё выгорало дотла, прямо как
прачечная и азартный сарай.
— Похоже,
заклинание-то гуляет по деревне… — заметил Лёд, как обычно, во время
обеда: когда кризис в отношениях со Службой Надзора за Порядком миновал, за
обеденным столом стали собираться опять все наши.
Соответственно,
варить приходилось больше. При тех же деньгах, отпускаемых Профессором на
продукты.
— Так надо
узнать, как оно могло попасть в такие пакостливые ручки, — заметил Град.
— Я никому не
говорила, — быстро вставила я на всякий случай. — И не поджигала.
— Это
точно, — фыркнул Град. — Если бы пожары были твоих рук делом, то в
первую очередь сгорел бы танцзал на Горе.
— Ой,
правда… — огорчилась я. — Как же сразу не догадалась! Этот Отстойник
всякую мысль о магии глушит своей практичностью и здравым смыслом.
— И очень
хорошо, что глушит, — заметил Профессор, подливая себе супу. — Дети
мои, задача нашего поколения не использовать магию, а собрать и обработать. Это
наш долг перед будущим.
— Но кое-кто
уже вовсю её использует… — заметил Рассвет. — И чихать он хотел на
долг перед будущим. И вообще мы отвлеклись. Заклинание могло уйти в массы по
двум направляющим: через нас и через посыльного из прачечной.
— Через нас
оно вряд ли ушло, — заметил Град. — А посыльный сгорел вместе с
владельцем прачечной.
— Сначала, по
словам очевидцев, он потребовал копию счета, — сказал Лёд. — Под тем
предлогом, что в Огрызке практикантка уронила счет в варенье и
представительство требует новый.
— Ну и
гад! — возмутилась я.
— Хозяин
побурчал и пошел в кабинет делать копию — и с ним посыльный. А потом там все
запылало. Сгорели все бумаги, счета и прочее. Родственники хозяина подали на
нас иск, утверждая, что в Огрызке подговорили посыльного поджечь прачечную за
хорошее вознаграждение.
— Бред
какой-то… — буркнул здравомыслящий Рассвет.
— Конечно
бред, — подтвердил невозмутимо Лёд. — Они же не знают размеры
скупердяйства нашего главы. Он, ежели бы задумал прачечную поджечь, в целях
экономии никого нанимать бы не стал, сам всё сделал, да ещё придумал бы, как
подешевле это провернуть. Прогорклым маслом бы тряпки пропитал, которые
поджигают и в укромные места подбрасывают…
К разочарованию
Льда, Профессор на эти рассуждения никак не отреагировал, словно суп его
интересовал больше, чем наш разговор.
Это было неправдой.
Когда нужда заставляет, я неплохо готовлю, но отнюдь не великолепно, настолько,
чтобы можно было увлечься похлебкой сильнее, чем беседой.
Лёд продолжал:
— Но этот
бред для родственников хозяина прачечной был единственно логичным объяснением,
почему сгорела прачечная. Ведь рассуждают-то они, в общем-то, правильно:
посыльный после посещения представительства пошел разбираться с хозяином (шесть
слов на букву «пэ» — вставила я). Не мешай, так вот, подмечено тонко, только
они не знают, что здесь он заклинание узнал, а не вступил в преступный сговор с
Профессором.
— Ты так
хорошо рассказал, мой мальчик, — наконец оторвался от супа
Профессор. — Значит, будешь в суде представителем от нас.
— А мстить
подчиненным, зависимым людям для повелителя Огрызка мелко! — завопил Лёд.
— Зато
приятно, — улыбнулся от уха до уха Профессор.
* * *
После того, как мы
пообщались на пожарище, Ряха пропал, и никак себя не обнаруживал.
Я не очень
волновалась по этому поводу, — скоро должен был прийти корабль, и если он
не отправит с ним очередное письмо, то я готова добровольно съесть варёную
луковицу, а я варёный лук ненавижу, мне от одного его вида дурно делается.
Этой ночью был ещё
один пожар — и практически рядом с Огрызком. Горела булочная, в которой мы
покупали горячий хлеб и плюшки. Пожар был виден даже из моего окна, полыхало
так, что искры стреляли в небо фейерверками.
К обеду, постояв
часа три за прилавком, Профессор встал на след поджигателей: сердобольные
покупательницы рассказали ему, что мелкие лавочки в последнее время некие добры
молодцы обложили данью, и если кто не платит, — начинаются неприятности,
странные пожары например…
Профессор получил
массу советов, как уберечься от этой напасти и главный сводился к следующему:
«Берут-то всё равно пока по-божески, уж лучше дать, чем сопротивляться. Ну и
времена пошли, а вот раньше было время, жили не теперешнему чета…»
Профессор кивал и
поддакивал, а как поток покупательниц ненадолго иссяк, сразу же дал нам с Льдом
задание навестить одну из лавочек, которая платила. И даже (ради дела)
чего-нибудь там купить, что для нашей экономии было совсем неслыханно.
Я обрадовалась,
сказала, что хочу купить большое зеркало. Рано радовалась: Профессор разрешил
купить подсвечник и три свечки. Скупердяй.
* * *
— А как ты в
суде отбиваться будешь? — спросила я Льда по пути в лавочку.
— Попрошу
предоставить внятные доказательства того, что мы подговорили посыльного поджечь
прачечную.
— А они
скажут, что странные действия посыльного и есть лучшее доказательство… —
поддразнила я.
— По счастью,
ни один суд, даже самый предвзятый, не примет таких объяснений.
— Ой, не
зарекайся, — предостерегла я. — Это же Отстойник, тут все
родственники. Судья приходится дядей жене, теперь уж вдове владельца прачечной.
Будет ли он беспристрастным? А жены прокурора и начальника Службы Надзора —
двоюродные сестры. А жена начальника таможни — их подружка. И если бы было
по-другому, Профессор войну со Службой Надзора за Порядком не выиграл бы. Вот
так.
Лёд только фыркнул
в ответ.
Минут пять мы шли
молча.
— Отстойник,
конечно, милое место, — заметил он вдруг, когда до лавочки оставалось
всего-ничего, — но если всё обстоит так, как ты сейчас сказала, то надо
повеситься.
— Ага,
зацепило! — обрадовалась я. — Не вся правда, но доля правды в этом
есть! — и толкнула входную дверь.
Звякнул
колокольчик, отгоняющий злых духов, если они вдруг вознамерятся просочиться в
помещение с улицы и предупреждающий о посетителях, что куда важнее пугания
духов.
