Этот ответ вполне соответствовал духу нового царствования. Генерал А. А. Мосолов, начальник канцелярии Министерства Двора, писал, что Николай «воспринял от отца, которого почитал и которому старался подражать даже в житейских мелочах, незыблемую веру в судьбоносность своей власти. Его призвание исходило от Бога. Он ответствовал за свои действия только перед совестью и Всевышним. Императрица всецело поддерживала эти взгляды. Царь отвечал перед совестью и руководствовался интуицией, инстинктом, тем непостижимым, что ныне зовут подсознанием (о чем не имели понятия в XVI веке, когда Московские цари ковали свое самодержавие). Он склонялся лишь перед стихийным, иррациональным, а иногда и противным разуму, пред невесомым, пред своим все возрастающим мистицизмом. Министры же основывались на одних доводах разума. Они говорили о цифрах, процентах, сметах, исчислениях, докладах с мест, примерах других стран и т. д. Царь и не делал попыток, и не мог оспаривать таких оснований. Он предпочитал увольнять в отставку лиц, переставших преследовать одну с ним цель».
Это высказывание может показаться странным, если мы вспомним отрывки из дневника Николая, процитированные выше. Кажется, что перед нами два человека: один предельно неуверенный в себе, другой — не сомневающийся в том, что каждое его слово, каждое решение — священно. Но на самом деле это вполне логично. Юноша, уверенный в том, что не способен выполнить ту работу, которая на него возложена, и панически боящийся совершить ошибку, находит утешение в мысли, что он просто не может совершать ошибок, не потому, что он умный и знающий (он прекрасно сознает, что не является таковым), а потому что ему покровительствует сила, которая бесконечно могущественнее и мудрее его. Нужно только слушать свой «внутренний голос», потому что это голос свыше. Современники вспоминали, что цесаревич Николай сетовал на то, что когда он станет царем, то «никогда не услышит правды». И вот теперь он нашел голос, который, как ему представлялось, никогда не будет лгать.
Но вернемся к эпизоду с тверским земством. Даже страстный идеолог самодержавия, учитель Александра III — Победоносцев, счел эти слова грубыми и поэтому глупыми. (Особенно Победоносцева разозлило выражение «бессмысленные мечтания».) А поскольку российский самодержец, также воспитанный Победоносцевым, глупостей произносить не мог, то речь эту Победоносцев (как и Мосолов) приписывает влиянию молодой жены — императрицы Александры Федоровны.
«Милая Аликс»
Они познакомились на свадьбе дяди Николая, третьего сына царя Александра II — Сергея, и Елизаветы Александры Луизы Алисы Гессен-Дармштадтской, старшей сестры Алисы. (В семье Елизавету звали Эллой, а Алису — Аликс. Так же стал называть сестер и Николай.) Свадебные торжества проходили летом, в Царском Селе. 8 июня 1884 года Николай записывает в своем дневнике: «Встретили красавицу невесту дяди Сережи, ее сестру и брата. Все семейство обедало в половине восьмого. Я сидел рядом с маленькой двенадцатилетней Аликс, и она мне страшно понравилась». Самому Николаю (или Ники, как звали его в семье) тогда исполнилось шестнадцать лет.
Летняя атмосфера, свобода загородной жизни и радостная суета предстоящей свадьбы кружили головы, по сути, еще детям. Николай записывает в своем дневнике: «Мы играли и бегали в саду. Мы с Аликс дарили друг другу цветы»; «Мы с Аликс написали свои имена на оконном стекле Итальянского дома (мы любим друг друга)». И эта детская влюбленность не прошла с отъездом Алисы из России. Николай был твердо уверен, что только она должна стать его женой. Но против этого возражала бабушка принцесс — королева Виктория, взявшая на себя опеку над рано осиротевшими девочками — Аликс, Эллой, Иреной и Викторией. Ей не нравилась мысль, что Алисе придется менять религию (Элла как жена великого князя не была обязана делать это, но она приняла православие добровольно), и, скорее всего, ей не слишком нравился будущий свекор Алисы. Между этими двумя правителями существовала давняя неприязнь. Сестра Николая, великая княгиня Ольга Александровна, вспоминает: «По словам Папа, «Королева Виктория была этой противной, во все сующей свой нос старухой», а та считала его грубияном».
Николай II
А королева Виктория в это время писала: «Чем больше я думаю о замужестве нашей милой Аликс, тем более несчастной я себя чувствую. Я ничего не имею против жениха, поскольку он мне очень нравится. Все дело в стране, столь отличной от нашей, в ее политике и в ужасно опасном положении, которое ожидает это милое дитя… Напрасно Элла способствовала этой помолвке… Она сирота, а я ее единственная бабушка, и полагаю, что у меня есть право голоса. Она для меня словно родное дитя… Мне кажется, что я ее уже потеряла».
Ольга Александровна рассказывает такой эпизод из своего детства: «Помню один жаркий летний день, когда брат попросил меня сходить вместе с ним в дворцовую церковь в Большом дворце в Петергофе. Зачем он хочет пойти туда, он мне не сказал, а расспрашивать его я не стала. Мне кажется, служба уже шла, потому что, как мне вспоминается, в храме ходили священники. Неожиданно началась страшная гроза. Вдруг появился огненный шар. Скользя от одной иконы к другой, расположенной на огромном иконостасе, он как бы повис над головой Ники. Он крепко схватил меня за руку; что-то мне подсказало, что для него наступило время тяжких испытаний и что я, хотя и совсем маленькая девочка, смогу облегчить его страдания. Я почувствовала гордость и одновременно робость».
А Йен Веррес, записавший рассказ Ольги Александровны, добавляет: «Когда Великая княгиня назвала время, когда произошел этот случай, я понял, о чем шла речь. Период с 1892 по 1893 год был тем периодом времени, когда Цесаревич, искренне и горячо любивший принцессу Гессен-Дармштадтскую Алису, почувствовал, что ему никогда не удастся завоевать ее. Она неоднократно отказывалась выйти за него замуж, потому что не хотела менять лютеранскую религию на православие. У Николая Александровича действительно был период «тяжелых испытаний» и, по-видимому, только младшая сестра, одна из всей семьи, могла понять его, как никто другой».
Александра Федоровна
В конце концов на помощь Ники и Аликс пришла Мария Александровна, герцогиня Саксен-Кобург-Готская. Она давно симпатизировала юным гессенским принцессам. Когда Мария Александровна узнала о готовящемся браке Сергея и Эллы, она написала своему старшему брату, императору Александру III: «Сергей будет просто дурак, коли не женится на ней. Красивее и милее принцессы он никого не найдет». Теперь же великая княгиня решила устроить брак своего племенника и Аликс. Она много говорила с девушкой о красоте и внутреннем содержании православия и убедила ее сменить религию.
* * *
