– Сегодня было так кайфово, – сказал Сами.
– Да, было… кайфово, – подтвердила Бритт-Мари. Она хотела сообщить Сами, что завтра покинет Борг и уедет домой, но так и не узнала, заметил ли он это по ней, потому что, прежде чем она успела открыть рот, Сами сказал:
– Мне нужно в город. Помочь другу.
– Что еще за друг? – просипела Бритт-Мари. – Посреди ночи?
– Магнус. У него проблемы с одними парнями. Он им денег должен. А я должен ему помочь.
Бритт-Мари пристально посмотрела на Сами. Он кивнул. Иронически улыбнулся.
– Я знаю, о чем вы подумали. Но это Борг. Мы тут многое друг другу прощаем. У нас нет выбора. Если мы не станем прощать друг друга, у нас не останется друзей, которые будут нас доводить до белого каления.
Бритт-Мари встала. Осторожно забрала у него тарелку. Долго колебалась и, наконец, ласково коснулась забинтованной рукой его щеки.
– Тебе не обязательно все время быть посредником, Сами, – шепнула она.
– Как сказать, – шепнул он.
Бритт-Мари мыла посуду, Сами стоял рядом и вытирал тарелки. Потом оба вытерли насухо каждый свою сторону мойки.
– Если со мной что-нибудь случится, обещаете присмотреть за Омаром и Вегой? Чтобы у них все было хорошо? Обещаете, что найдете хороших людей, которые позаботятся о них? – попросил Сами.
Кровь отлила у Бритт-Мари от лица.
– А почему с тобой должно что-то случиться?
Его рука успокаивающе скользнула по ее плечам.
– А, да ничего со мной не случится, я же гребаный Супермен. Но знаете. Если вдруг. Вы проследите, чтобы они жили у каких-нибудь хороших людей?
Бритт-Мари тщательно вытирала руки полотенцем, чтобы Сами не заметил, что они дрожат.
– Почему ты просишь об этом меня? Почему не Свена, или Банк, или…
– Потому что вы, Бритт-Мари, не из тех, кто сваливает, – сказал Сами.
– Ты тоже! – возразила она.
Сами остановился на пороге, закурил. Бритт-Мари стояла чуть позади него, жадно вдыхая дым: взрослая женщина, а ведет себя точно официантка. Солнце еще не взошло. Она сняла волосок с куртки Сами. Завернула в носовой платок.
– За какую команду болела твоя мама? – шепнула она.
Сами усмехнулся и ответил, как отвечают на подобные вопросы все сыновья всех мам:
– За нашу.
Он подвез Бритт-Мари до дома Банк. Поцеловал ее в голову. Бритт-Мари сидела на балконе рядом со своими собранными в дорогу сумками и смотрела, как он едет в город. Он взял с нее слово, что она не станет сидеть всю ночь и ждать, когда он вернется в Борг.
И все же она сидела и ждала.
34
– Позвольте довести до вашего сведения, что я уволилась. Видите ли, мне надо домой.
Бритт-Мари ковыряла бинт на указательном пальце.
– Я отлично понимаю, что вы не понимаете. Но мой дом – там, где Кент. У человека должен быть дом.
Она виновато кивнула.
– Я, разумеется, не хочу сказать, что крысам не нужен дом. Я в это ни в коем случае не вмешиваюсь. Я уверена, что у вас великолепный дом.
Крыса сидела на полу и смотрела на тарелку так, словно тарелка отдавила ей хвост и обозвала дубиной.
– Сникерсы кончились, – оправдывалась Бритт-Мари.
Крыса смотрела на банки, стоящие на тарелке.
– Это арахисовая паста. А это – какая-то «Нутелла», – гордо произнесла Бритт-Мари, потом откашлялась: – В продовольственном магазине сникерсы закончились, но меня уверяли, что вот это на вкус точно такое же.
Ночь еще не кончилась. Личность совершенно не обрадовалась тому, что ее разбудили, но Бритт-Мари не смогла усидеть одна рядом с сумками на балконе у Банк. Она не выдержала. Поэтому вернулась сюда, попрощаться. И с крысой, и с поселком.
Она красиво выложила на тарелку по ложке из каждой банки, украсила это все веточкой укропа. Свернула салфетку, положила возле тарелки.
– Укроп есть не обязательно, если вам не хочется. Это просто для красоты, – объяснила она крысе.
Крыса принялась за арахисовую пасту. Бритт-Мари стояла у окна. Скоро рассвет. Личность потушила свет в пиццерии и снова отправилась спать, в надежде, что Бритт-Мари не станет больше колотиться в дверь, потому что ей понадобилась шоколадная паста. Праздники кончились. Дорога была пустынна. Бритт-Мари стала тереть обручальное кольцо картофелем с содой, это лучший способ вернуть кольцам блеск. Она так чистит обручальное кольцо Кента, когда тот забывает его на тумбочке перед встречей с немцами. Кент становится таким рассеянным, когда у него встреча с немцами. Бритт-Мари обычно начищает кольцо до такого блеска, чтобы Кент не смог не заметить его, когда встанет с постели на следующее утро.
А тут впервые начистила собственное кольцо. В первый раз оно было не на пальце. Не глядя на крысу, Бритт-Мари шепнула:
– Я нужна Кенту. Человеку необходимо, чтобы в нем нуждались, поднимаете?
Неизвестно, сидят ли крысы на кухне ночь напролет, размышляя, как они прожили свою жизнь. Или с кем.
– Сами сказал, я не из тех, кто сваливает. Но я как раз из них, понимаете? В любом случае я кого-то да бросаю. Поэтому единственное решение – остаться там, где твой дом. Где твоя подлинная жизнь.
Бритт-Мари старалась говорить уверенным голосом. Крыса вылизала лапки. Сделала полукруг по салфетке. Потом юркнула за дверь.
Может, решила, что Бритт-Мари слишком много говорит. Тогда почему она продолжает приходить сюда? Бритт-Мари надеялась, что не только ради сникерсов. Она взяла с пола тарелку, закрыла пленкой остатки арахисовой пасты и «Нутеллы» и по привычке убрала в холодильник, потому что она не из тех, кто выбрасывает еду. Тщательно вытерла обручальное кольцо, завернула его в квадратик бумажного полотенца и сунула в карман жакета. Как приятно будет снять повязку и снова надеть кольцо на палец. Так же приятно, как улечься в собственную постель после долгого путешествия.
Обычная жизнь. Бритт-Мари никогда не хотела ничего другого, кроме обычной жизни. Она могла бы сделать другой выбор, говорит она себе, но она выбрала Кента. Человек не выбирает обстоятельства, но он выбирает, как ему поступить, молча рассуждала она. Сами прав. Она не из тех, кто сваливает. Поэтому она поедет домой – туда, где в ней нуждаются.
Она сидела на кухонной табуретке, поглядывая на дорогу и ожидая, когда появится черная машина. Машины все не было. Интересно, задумывался ли Сами о том, как жить, может ли он позволить себе такую роскошь. И кем все же следует быть человеку: тем, кто прыгает, или тем, кто от этого воздерживается.
